миром[242].
В остальной части «отклика-слуха» содержалась попытка делегитимизировать вопрос о подлинности «Протоколов», при этом тезис о неподлинности полностью приписывался «еврейским организациям», как если бы он представлял собой лишь реакцию их самозащиты, вполне понятную, но ставшую благодаря мощи указанных организаций официальной истиной, государственным положением:
Являются ли «Протоколы» подлинными или поддельными? Чтобы защититься от обвинений, выдвинутых против них издателями и читателями этого произведения, еврейские организации заявили, что его текст был подделан, целиком сфабрикован царской полицией. Именно данный тезис все еще преобладает в печати и в официальных объяснениях. Советским властям было бы нетрудно дать разъяснения уже в 1920-х годах. Действительно, архивы русской империи попали в руки Ленина и его друзей в 1917–1918 гг.; семьдесят лет назад они были использованы для раскрытия закулисной стороны русских займов. Под заголовком «Гнусная продажность французской прессы» издательство Французской коммунистической партии напечатало переписку и доклады, найденные в архивах различных царских министерств. В тот момент, когда советский режим обнародовал закон, предусматривавший смертную казнь за любой акт антисемитизма, – тогда очень большое число евреев входило в новое правительство, – нормальным делом с его стороны явилась бы публикация архива Охранки относительно происхождения «Протоколов», если, как утверждалось, они представляли собой фальшивку, изготовленную царской тайной полицией. Эта публикация не была предпринята. Так что мы остаемся в состоянии неуверенности и невозможности высказаться в пользу подлинности или неподлинности «Протоколов». Антисемиты утверждают, что они верны, поскольку большая часть событий, упомянутых в этом сочинении, осуществилась в течение времени, прошедшего после его публикации. Еврейские организации отвечают, что речь идет о грубой фальшивке, план которой был взят из книги Мориса Жоли, друга Адольфа Кремьё, «Диалог в аду между Монтескьё и Макиавелли» [sic] (ср.: Dictionnaire de la politique française, tome II, P. 553, 554). Спор не закончен[243].
Такова операция, характерная для символического антисемитизма, который мы вновь обнаруживаем в ином обличье, в ревизионизме фориссоновского типа: поставить лицом к лицу «антисемитов» и «израильтян» (или «еврейские организации») как законные стороны в необходимом споре. Что касается учеников Р. Фориссона, то они требуют «дебатов» между «ревизионистами» и сторонниками «искоренения».
III. Две интерпретации «еврейского заговора»: лица современного доктринального антисемитизма
Во время распространения «Протоколов» во Франции начала 20-х гг. не было недостатка в структурах, которые обеспечивали благоприятный прием этого «документа» в самых различных кругах. Кроме публики, почти специализированной в антииудео-масонстве, которая последует за Юрбеном
Marin L., art. cit. Действительно, «Протоколы» вошли в число пяти произведений, которые были запрещены в силу статьи 14 закона от 29 июля 1981 г. (постановление от 25 мая 1990 г.; Journal Officiel от 26 мая 1990 г. С. 6253). Запрещались распространение, раздача и выставление на продажу текста «Протоколов» на французском языке; см.: Национальная консультативная комиссия по правам человека, 1990. Борьба против расизма и ксенофобии (P.: La Documentation française. P. 152–153).
Marin L., art. cit., ibid. Мы видим, что современные защитники «Протоколов» притворяются нейтральными, изображают критическую и аргументированную дискуссию ради утверждения очевидности того, что спор сводится к вечному непониманию между евреями и антисемитами, которых ставят на одну и ту же доску. Риторической стратегии того же типа придерживаются «ревизионисты», следующие за Фориссоном, mutatis mutandis (с соответствующими изменениями); речь идет также о том, чтобы представить «дебаты» как столкновение двух лагерей или двух «школ»: «официальных» историков, привязанных к «мировому сионизму», и «историков»-ревизионистов, которые заняты лишь поисками «истины».
