что было в них хорошо, почти каждый из этих маленьких, даже микроскопических дворов содержал пусть и не вполне настоящий, но все же небольшой университет, а случалось, что и полноценную капеллу. Еще тут стала уже заметнее, чем прежде, власть западной церкви, которая к вящему сожалению батюшки не принадлежала к патриаршеству, а держалась папского вселенского образца. Он даже распереживался как-то:
– Нет, ну что это за вселенская церковь такая, а? Это мы-то, имперцы, и то считаем, что патриархия – не вселенская. А эти-то, только в своих баронствах и сидят, так им сразу всемирность подавай!..
– Может, потому они и вселенскими себя считают, что у них земли – кот наплакал, им хочется общности, единения, кристендома, – ответил ему Густибус. – У нас же, на Рукве, земли – немерено, у нас и рубежей нет, у нас и люди по-другому устроены. Потому-то нам – не всемирность нужна, она у нас сразу за околицей, и конца ей не видно… Нам бы оторваться от нее, своих бы приветить… Потому у нас – патриаршество.
– Разумно, – так батюшка, кажется, впервые с магом согласился.
И князь подумал, что именно на этом утверждении – необходимости служить Империи, оба эти спорщика и помирятся. Причем, по-настоящему, с открытой приязнью, если не с подлинной дружбой, как до дела дойдет.
Густибус, вспомнив прежние свои штудии на западе, выпросил у Стыря, который привычно заведовал обычными в дороге расходами, горсть мелкой монеты и накупал себе чуть не в каждом городе календарей и листков. Это и князю пришлось по душе, потому что он теперь, отвлекаясь от словаря, пытался читать их после мага.
Смена обстановки подействовала и на Дерпена, который вдруг пристрастился пить местное вино, которое, правда разбавлял водой чуть не до двух третей, и покупал много местных фруктов, которых в Рукве всегда было маловато. Еще он подолгу сидел у правого окна, смотрел в сторону, что-то соображая или вспоминая. На вопрос мага, зачем он пьет, ведь в его народе это не принято, Дерпен чуть не через два часа, как был задан вопрос, отозвался, что ему как выкресту можно. К тому же, он хочет понять, какая в вине может быть истина, на что батюшка ехидно улыбнулся:
– Ты, воин, пей – не пей, а здешних все равно не поймешь. Вот когда подраться с ними придется, тогда, может быть.
– Так драку я по-своему проведу, – удивился такому обороту Дерпен. – Как же иначе? Я драться в четверть силы не приучен.
– А у нас, в четверть силы тоже не пьют, – хмыкнул было князь.
– Пьют, – отчего-то утратив обычную свою веселость, отозвался батюшка, – как раз четвертями и пьют.
Тогда, чтобы закончить спор, Диодор посмеялся и составил Дерпену компанию. Но в следующий раз батюшка, сходив на рынок в центре какого-то крохотного городка, кажется, под названием Мечиз, приобрел тыквенную флягу полонской водки, и тогда князю разбавленного вина уже не захотелось. Водка была отменной, вот только горчила, потому что оказалась то ли с обыденным в этих местах тмином, то ли с какой-то другой травой. От нее у него
