и едва успевая отдышаться. Он был ненасытным любовником: мог разбудить ее посреди ночи и грубо войти в нее без предупреждения; часто приставал к ней на людях, задирая ей юбку и покусывая ее за шею, пока они стояли в очереди за продуктами или на прослушивание. Элис хохотала, одергивая его руку, но в глубине души чувствовала, что без раздумий занялась бы с ним любовью прямо на грязном полу, пропахшем фруктами и моющим средством. С Жуаном ей было наплевать на головную боль и предписания врачей: она отдалась ему всего через несколько дней после того, как из ее тела щипцами вырвали нерожденного ребенка. Все горело от боли; Элис еще никогда не чувствовала себя такой слабой, но она так отчаянно нуждалась в обжигающих поцелуях и объятиях Жуана, ей так сильно хотелось почувствовать себя любимой, что она с жаром прильнула к его горячему телу, заставив себя забыть о боли и пустоте, навсегда поселившейся внутри нее.
Элис ласково провела рукой по лицу Альберта, с сожалением и горечью думая о том, что никогда не сможет полюбить его по-настоящему. Она пыталась заставить себя полюбить его, но в лучшем случае питала к нему симпатию, а в худшем – Альберт ее откровенно раздражал. В какой-то момент Элис оставила попытки выжать из себя хоть каплю любви к мужу, решив, что безграничной любви Альберта хватит им обоим.
– Дорогой, там на плите паста. Остынет, – сказала Элис, сжав губы в подобие улыбки.
Скажи она это Жуану, тот бы лишь усмехнулся и набросился на нее, как дикое животное. Но у Альберт был другой темперамент: он приставал к Элис только в удобное для себя время. Если бы с утра она появилась в дверях спальни, обнаженная и изнывающая от желания, какой Альберт прежде ее никогда не видел, он бы украдкой взглянул на нее и, пообещав наверстать упущенное вечером, когда он вернется домой, продолжил завязывать галстук монотонными движениями пальцев, накинул бы свой любимый пиджак и, целомудренно чмокнув ее три раза в губы на прощание, как ни в чем не бывало ушел бы на работу. Элис всегда казалось, что для Альберта секс был не сиюминутным порывом, а чем-то вроде долга, сухого доказательства их любви и привязанности друг к другу. Лежа на ней, – а они всегда занимались сексом в одной и той же позе, – Альберт даже не смотрел на нее, устремив свой отсутствующий взгляд куда-то в сторону, думая о чем угодно, но только не об Элис и ее удовольствии. Иногда она обхватывала его лицо ладонями и притягивала к себе, чтобы поцеловать, но Альберт всегда сопротивлялся, словно ему было стыдно смотреть ей в глаза в самый интимный момент их семейной жизни. После секса он скороговоркой говорил ей, что любит ее, и, довольный собой, возвращался к делам, каждый раз оставляя в постели разочарованную и неудовлетворенную женщину.
Альберт не стал возражать. Он накинул темно-синий махровый халат, который любил носить дома, и они с Элис спустились в кухню. Элис быстро накрыла на стол и разложила по тарелкам пасту, от которой шел ароматный пар. Альберт довольно улыбнулся, предвкушая вкусный ужин.
– Спасибо, милая. Мне так с тобой повезло.
Элис
