И тот упал. Чуть приподнявшись на локтях, смотрел на Лиса своими такими светлыми, холодными глазами. Смотрел, как Лис уверенно и неторопливо снимает с себя куртку. Скалясь, отбрасывает её в сторону. Оставшись голым по пояс, расстегивает пряжку ремня. Не отводя взгляда от светлых глаз, расшнуровывает ширинку. С удовольствием замечая, как Никто опускает взгляд и смотрит уже не в глаза Лису, а туда, куда нужно. Смотрит как Лис, обеими руками стягивает мягкую замшевую кожу штанов со своих бёдер. Смотрит и потом снова поднимает глаза на Лиса. И Лису становится не по себе. Он помнил, что словно протрезвел в это мгновение. И испугался того, что делает. И Никто, сразу же уловив эту мимолётную слабость в поведении Лиса, чуть склонил голову набок, и выражение его лица в тот момент, было таким, словно он хотел сказать своему незадачливому любовнику: «Ну что ж, бывает…».
И Лис разъярился. Он больше не красовался, рыча набросился на такого самоуверенного «сына дьявола», не почувствовав никакого сопротивления. Их члены соприкоснулись, прижимаясь друг к другу. Лис принялся целовать Никто, его грудь, соски, живот… Жадно, словно стараясь наверстать упущенное вчера.
И вот это, эти моменты, он не мог вспоминать теперь, без того, чтобы не сжиматься внутри, словно от удара под дых. Ему реально становилось физически дурно.
Нет, всё же он не перешёл границу, не взял в рот у «нечистого». Слегка утолив желание, сумел взять себя в руки, и вспомнить, зачем пришёл. Он словно слышал свой, пьяный, издевательский голос:
– А у меня для тебя подарок, Ник! Я бы с удовольствием подарил тебе, бутылку вина… засунул бы её в твою задницу! И посмотрел, как ты будешь корчиться! Но оставим эту прерогативу Орлу. Хотя жаль конечно… Впрочем, почему нет? Может позже… – он нехорошо улыбался.
Никто напряжённо слушал его. Лис догадывался что слово «прерогатива» ему непонятно, и чувство собственного превосходства, доставляло Лису не меньше радости, чем всё до этого, вместе взятое.
Он неторопливо, потянулся к своей сумке, достал от туда моток чёрного широкого пластыря…
– Помнишь? Ты ослепил меня там, в «пределе». Сначала в тронном зале, когда я имел неосторожность очнуться и взглянул на тебя. И потом. Ты помнишь, как щёлкнул мне по глазам, своею чёртовой магией? Так что я перестал видеть, и повязка уже была не нужна! Ты думал, я это забуду? А я помню! Очень хорошо помню, Ник… это унижение! Я ничего не забываю!
И я хочу, чтобы ты тоже почувствовал, каково это, быть обнажённым, ослеплённым, игрушкой в чужих руках!
В этот момент Лису показалось, что Никто хочет что-то возразить, хочет что-то сказать. Он только приоткрыл рот, готовясь произнести звук, как Лис заорал на него, он помнил этот свой крик. Ему казалось, что если Никто что-нибудь скажет, начнёт объяснять, оправдываться или отрицать, вообщем заболтает его, и Лис не сможет сделать то, что задумал. А он привык, исполнять то, что было задумано.
Лис заклеил ему рот, торопливо, грубо, яростно, в несколько слоёв.
