и прочитанное, не передало информации относительно того предмета, что был ближе всего моему сердцу.
Любой прочитавший его не мог не быть поражён трагическим происшествием, которое здесь очень кратко было описано; так же, как и примечательно нарисованной иллюстрацией, поместившейся на краю листа. Благодаря краткости, не проглядывалось никаких дальнейших аллюзий в таком случае, как этот: «В этот день, во время штиля, Тубои, один из мужчин из Лахины, купался в море и был съеден акулой. Немедленно послали за его сумкой».
Тогда это последнее предложение включало двойное значение. Это – правда, что сразу после смерти одинокого моряка в море его товарищи по плаванию часто забирают себе его имущество и делят его; хотя одежду мертвеца редко носят до последующего путешествия. Этот делёж кажется бессердечным. Но моряки рассуждают следующим образом: лучше мы, чем капитан. Поскольку, согласно закону, писаному или неписаному, имущество моряка, умершего на борту судна, должно быть сохранено офицером. Но поскольку моряки главным образом суть подкидыши и потерпевшие кораблекрушение и носят всё своё на руках и ногах, то среди них почти никогда не появляется какого-либо наследника по закону, требующего состояния покойного, а само наследство редко стоит столько же, сколько наследство графа Эстерхази. Изъятие «комплекта» мертвеца от бака до каюты часто проводится в противовес присвоению аналогичного имущества капитаном. Во всяком случае, на маленьких судах в долгих путешествиях так и происходит.
Говоря более, вышеуказанное предложение из судового журнала «Парки» было сочтено несколько неоднозначным. В тот момент я воспринял его как исключительное событие; сумка несчастного нищего водолаза не могла содержать какие-либо ценности, если, конечно, он не прятал там некий жемчуг Клеопатры, преступно извлечённый из раковин, выловленных в море.
В стороне от вышеуказанного абзаца находился весьма реалистично выполненный эскиз, нарисованный чернилами, изображавший сей несчастный случай: ноги бедняги были представлены на середине пути в процессе глотания его акулой, его руки твёрдо ухватились за зубы монстра, как будто он изо всех сил героически сопротивлялся со всей возможной стойкостью.
Но, без сомнения, честный капитан сделал набросок этого памятника покойному со всей сердечной искренностью; возможно, во время печального досуга, который последовал за катастрофой. Несколько штрихов на странице были наполовину размазаны; по-видимому, то были вялые следы одной или двух солёных слёз.
От этого лишённого приукрашивания текста у меня родилось убеждение, что художник когда-то, должно быть, сам занимался китобойным промыслом. Я уже видел судовые журналы некоторых китобойных судов, украшенные несколькими подобными иллюстрациями, сделанными индийскими чернилами.
Когда киты бывают замечены, но не забиты, этот факт отражается рисунком в общих
