корабельные канаты – предмет изучения. И для меня каждый верёвочный узел «Парки» представлял интерес. Причудливый фасон его покровов, его стоячих воротников, стремян, петрулиней, фламандских узлов, прокладок – вся диковатость его оснащения демонстрировала определённые следы его происхождения.
Но, возможно, мои приятные часы были теми, что я провёл, растянувшись на груде старых парусов у передней мачты, лениво дремля под лёгкой качкой судна.
Часто я спускался в каюту, в пятидесятый раз исследуя шкафчики и купе в поисках новых любопытных объектов. И часто с мерцающим фонарём я входил в непреходящую полночь, как в старые хранилища и катакомбы, и проползал между влажными боками бочек, через которые проникал в самые удалённые места.
Иногда, пролезая змеёй по ним, я освещал различные удалённые укрытия Аннэту, где уютно прятались разные вещи, которыми она была поражена. По правде говоря, немалая часть корпуса оказалась складом товаров, украденных из собственных внутренностей. Я обнаружил лихую береговую кепку капитана, скрытую в полой сердцевине верёвочной катушки, закрытой в наиболее трогательной естественной манере кучей старых верёвок, а поблизости, в бочонке, несколько целых рулонов набивного ситца, героически связанных вместе шнурами столь крепко, что такими узлами можно было удержать грот-мачту.
Рассеянный свет, который, когда люк бывал открыт, падал вниз, в эту часть трюма, освещал огромный торец деревянного пня, укороченного, как Карл Первый. И здесь была циновка, явно распростёртая для отдыха: открытие, которое часто помогает разгадать загадку. Нередко Аннэту внезапно пропадала; и хотя от бушприта до кормы её громко призывали появиться поскорее и снять беспокойство с её взволнованных друзей, дама оставалась пропавшей, тихой и невидимой, как дух. Но в её собственное предпочтительное время она загадочно появлялась или была внезапно замечена спокойно бездельничающей в баке, как будто у неё впереди имелась целая вечность. Бесполезно было спрашивать: «Где вы были, милая Аннэту?» Ответ оказался бы совсем не милым.
Но теперь проблема была решена. Здесь, находясь в этой тихой бочке, Аннэту имела привычку сворачиваться подобно змее, лежащей под камнем.
Стерегла ли она таким способом свои секреты, словно часовой, ходящий вокруг склада с товарами; выполняла ли она здесь епитимию, как монахиня в своей келье, или пришла к этому необъяснимому чудачеству под влиянием воздуха, сказать было невозможно. Может, у вас будет своё объяснение?
Воистину, её пути были подобны путям непостижимых пингвинов в строительстве их непостижимых гнёзд, которые потрясают всю науку и превращают мудреца в дурака.
Изумительная Аннэту! Кто сможет тебя понять?
Глава XXX II
Xiphias platypterus
В какое-то время одиночество в нашем путешествии было скрашено
