рубеж бесчисленное множество захваченных людей и скота, не считая того, сколько они поубивали и побросали старых и малых, не имевших сил идти с ними… А об ужасном вреде, который они причинили стране поджогами, и говорить не приходится. В это время раздавались горестные стенания жителей, потерявших не только скот, но и людей, ибо многие жены лишились мужей, мужья – жен и детей, так что даже камень – и тот разжалобился бы»[50].
Требовалось договориться с татарами. Царь едва справлялся с «тушинцами» и поляками. От крымцев ему оставалось лишь откупиться. Особенно опасная ситуация сложилась в июле: войска крымских «царевичей» вышли на Оку и занимались грабежами в непосредственной близости от Москвы. Тогда «…от государя к царевичем за Оку з дары и с речью воевода князь Григорей Костянтинович Волконской, а велено ему царевичю объявить, что будут к ним от государя бояре и воеводы: князь Иван Михайлович Воротынской, да князь Борис Михайлович Лыков, да околничей Ортемей Васильевич Измайлов… А провожать послан воеводу князь Григорья Волконского с Москвы для воров с ратными людьми стольник и воевода князь Дмитрей Михайлович Пожарской»[51].
Смысл этой краткой записи в государственной документации того времени расшифровывается просто: дары – откуп, а охрана Волконского, едущего с дарами, – великая честь и неограниченное доверие. В сущности, полагаясь на преданность Пожарского, государь ставил на кон очень многое. Если бы Дмитрий Михайлович сплоховал, потерял драгоценный груз, или же решил присвоить его, то страшная крымская проблема не была бы решена, и юг России кровил бы еще очень долго…[52] Царь, по всей видимости, крепко верил: этот – не предаст!
Именно тогда, в разгар Смуты, самым очевидным образом проявляется воинское дарование Пожарского. Начав с коломенского успеха, Пожарский активно ведет боевые действия, защищая столицу от польско-литовских шаек и русских бунтовщиков. Вернувшись из ответственной «командировки» на Оку, Дмитрий Михайлович вскоре получил новое воеводское назначение.
Среди «тушинцев» появился дерзкий и энергичный полевой командир, некий «хатунский мужик» Сальков. Он собрал большое войско и перерезал Коломенскую дорогу, столь драгоценную для московского правительства. Лояльные государю Василию Ивановичу войска сталкивались с Сальковым неоднократно. Князь Василий Мосальский двинулся было под Коломну – собрать провизию для столицы, но в конце октября неподалеку от Бронниц подвергся нападению сальковских отрядов, поддержанных ратниками польского офицера Млоцкого[53]. Мосальский потерпел поражение и потерял обоз, столь необходимый царю Василию Ивановичу. Шуйский в ответ приказал строить «острожки» по Коломенской дороге. Но, видимо, гарнизоны этих маленьких укреплений не могли защитить обозы, шедшие в столицу: Сальков продолжал «чинить утеснение». Разорив коломенские места и не чувствуя должного отпора, Сальков двинулся ближе к столице. Он появился у Николо-Угрешского
Буссов К. Московская хроника. 1584–1613. М.—Л. АН СССР. 1961. С. 157.
Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121 гг.). М., 1907. С. 82.
Впрочем, Василий Шуйский попытался еще и превратить татар в друзей, чтобы направить их силу против «тушинцев». Эта принесла принелся ему больше неприятностей и разорения от дерзких «союзников», нежели пользы.
Дневник Яна Петра Сапеги. М. – Варшава, 2012. С. 173.
