скажем, в Звенигороде. А там, глядишь, и для самого младшего, для Андрея, что-нибудь сыщется. Городов-то в галицкой земле довольно – и Ярославль, и Теребовль, и Коломыя, да мало ли. Было б желание, а куда посадить найдется. И им славно, и Мстиславу покойно – всех таки родичи сидят, сыновцы двухродные. Случись нужда, выручат, помогут.
Тут новгородский князь призадумался. Не столь уж велико будущее княжество, чтобы уделами всех наделять. Тут все как следует обмыслить надо. Да и с зятем своим меньшим, Даниилом Романовичем, тоже поделиться придется. И где же ему на всех городов напастись? Словом, уклонился он от ответа, напомнив, что негоже делить шкуру неубитого медведя. Заодно напомнил и про грамотку, кою владимирские князья на Липице перед битвой с ним составляли.
Мстислав Романович про грамотку не в первый раз слыхал, но все равно посмеялся, однако немного погодя лицом посмурнел, поняв, что не расположен его двухродный братец уделы в Галицком княжестве плодить. Тогда иначе вопрос поставил, пожестче. Мол, киевские дружины-то все равно его сынам в сражения вести. Одно дело, если они за свое биться станут, и совсем иное – князю Удатному помогая. Ныне ведь так – без корысти и птичка не запоет, пока ей зернышек не насыплют.
Пришлось соглашаться. Мол, и впрямь прав киевский князь. Сам же в уме иную думку стал держать – как бы ему вовсе без киевлян обойтись. Но с другой стороны, к кому другому обратиться, и там разговор об оплате встанет. Разве что к смоленскому князю – у него хоть один сын, да и тот пока невелик летами. Но уговориться с ним не успел – не до того стало, единственный сын помер. Пока схоронил, пока то да се, а тут вот и грамотка пришла от доченьки-разумницы.
Гм, а ежели ему и впрямь вместо киевских или смоленских дружин дикий народец взять с собой на Галич? Наверняка его тесть, хан Котян, не откажет родному зятю?[20] Померла, правда, дочка его, супруга Удатного, но дружба-то осталась, никуда не делась. Эвон, зимой, когда Удатный заезжал к нему погостить, Котян сам помощь предлагал. Мстислав в ту пору отказался, держа в памяти киевского князя, но не беда. Переиначить-то недолго, и тогда делиться ни с кем не придется.
«Ай да я, ай да молодец, – похвалил он сам себя за мудрую мысль. – А Ростиславе после отпишу», – решил он.
Дочь же ответа от отца и вовсе не ждала. Знала, что зело ленив батюшка на письменные дела. Да и не больно-то ей нужен был ответ на тот вопрос, который она в грамотке задала. Тут совсем иное.
Просто поделился как-то с нею муж Ярослав мыслью о том, что уж нынешней-то осенью он Константина Рязанского точно побьет, а когда княгиня недоверчиво фыркнула, он ей и рассказал свой план, супротив которого нет у рязанцев спасения, ибо когда сразу в три руки бьют – как тут защититься? И какой бы рубеж ни сунулся закрыть Константин, на двух других у него вмиг все оголится.
Поначалу-то она хотела усовестить Ярослава. Мол, негоже так-то. Грех это – самому поганых нехристей на Русь звать, пусть
Мстислав Удатный был женат на дочери половецкого хана Котяна Махве (в крещении Марии).
