style="font-size:15px;"> – Так точно, ваше благородие! – бодро рявкнул Василий.
– И детишки есть?
– А как же без них? Парнишка да девонька… Мал мала меньше…
– Ну а баба у тебя хорошая?
– Так точно! Еще как хороша-с… Работает, словно лошадь…
– Я не в лошадиных смыслах, а в бабьих.
– То есть в постели, – подсказал Степан, хорошо знавший повадки своего командира.
– Горяча… Точно сковородка…
– Звать-то как?
– Аграфеной…. Грушей, значит.
– А писать умеет?
– Никак нет: не грамотная она, а подписываться под чужой рукой, того, стесняется…
– Ты, главное, братец, сам не стесняйся… Бей врага, как Аграфену с похмелья!
– Жалею я ее, Иван Гаврилович… Ежели б хоть раз по-настоящему приложился – давно б детишек осиротил…
– Ладно… Сегодня вечером пойдешь со Степаном в разведку.
– Слушаюсь, ваше благородие!
Темнело. Конь под шестипудовым телом Гордины никак не хотел переправляться через Серет, на левом берегу которого расположились ингерманландцы. И тогда вперед рванула лошадь Василия Прыщова. Как только водная преграда осталась позади, гусары спешились и осмотрелись.
– Вот здесь начинается балка, – ткнул в карту указательный палец Степан. – Длиной около километра… За нею справа – поле, а слева – лес. В конце балки наверняка вражий пост или стоянка патруля… Там усилим внимание…
– Хорошо…
– Какое «хорошо», братец? Слушаюсь…
– Слушаюсь, господин вахмистр!
– То-то же…
Гордина отсчитал девятьсот шагов и подал знак, после чего Василий лег на землю и пополз вперед (конь остался под присмотром старшего товарища).
Минут через семь-восемь, показавшихся обеим вечностью, казак вернулся. Недоуменно пожал плечами:
– Никого!
– Что ж, давай, поглядим в четыре глаза…
Лошадей привязали к одинокой березке. После этого Степан плюхнулся на брюхо. Прыщов сделал то же самое.
Выход из балки действительно никто не охранял. Однако чуть правее Гордина заметил пламя костра, в отблесках которого мелькали чьи-то силуэты.
«Сразу видно – резервисты, – мысленно улыбнулся старый солдат, принимая влево. – Нет на них нашего ротмистра».
Около темневшего на горизонте леса стали на постой несколько сотен ландштурмистов – так в Австрии называли бойцов народного ополчения, которые в мирное время один раз в восемь лет сдавали зачеты по стрельбе. Многим из них было далеко за сорок.
– На таких вояк хватит и нашего эскадрона, – язвительно прошипел Васька и получил толчок в бок: мол, соблюдай тишину.
В светлое время суток Гордина наверняка бы заметил и темные воротники жандармов, однако тех было немного, и особой боеспособности неприятельскому войску они не прибавляли.
