style="font-size:15px;"> Малюта открыл глаза. На корточках перед ним сидел банник. У его ног стояла деревянная кадка с водой.
– Встать! – заревел Скуратов и болезненно сморщился – его голова раскалывалась.
Банник покорно встал и обреченно тряхнул непокорной шевелюрой:
– Повинную голову и меч, барин, не сечет.
– Сейчас проверим, – успокоил банника Скуратов, вытягивая саблю из ножен. – Докладывай, кто такой?
– Банник здешний, Прокопка. Не берите греха, Малюта Лукьяныч, все как на духу скажу!
– Откуда меня знаешь?
– Братец мой двоюродный у Задова в бане живет, много про вас сказывал, все зазывает погостить в Лукоморье.
– Ну, раз меня знаешь, то что ж не трепещешь, нечисть?
– Ой, трепещу, Малюта Лукьяныч, и не поверите даже, как трепещу! Да все одно – от судьбы не уйдешь.
Скуратов умиротворенно кивнул:
– Это верно. Ладно, живи пока. Некогда мне нынче тебя изводить. Сказывай, немцы в деревне есть?
– Кто?
– Тьфу ты, леший! Французы есть в деревне?
– Были, Малюта Лукьяныч, как есть были. Только бабы их извели. Зашло тут пятеро, а бабенки молодые их покормили и по сеновалам растащили.
– Срам!
– И не говорите, Малюта Лукьяныч, – чистый срам. Хранцузы, они на женское дело падкие: за бабами шасть, а их на сеновале уже и встретили.
– Бабы?
– Да не, мужья ихние. С кольями. Так всех пятерых и порешили.
– И никто не сбег?
– Один только. Добег аж до дверей. А на пороге и его кончили. Срам! И это называется традиционное русское хлебосольство…
– Ясно. Ладно, ступай себе. Пойду я с мужиками потолкую.
Банник махнул рукой:
– И не думайте. Нет мужиков – в леса ушли. Вчерась тут один пришел в деревню и разагитировал общество. Говорит, раз такое дело – будем всех подряд палить. Мы, дескать, не холопы нынче, а вольные. И пошли наши мужики петуха пускать красного по усадебкам барским. Вчера за рекой такой дым стоял – ужасть! Три усадьбы спалили. Дела-а…
– И что, – поинтересовался Скуратов, – все как один за ним пошли?
– Не-э, – замахал руками банник, – как можно! Половина только. А вторая половина уже нонче с утра в леса ушла. Другой мужик приходил, с вилами. Вставай, говорит, страна огромная. Вставай, дескать, на смертный бой. И увел оставшихся по французские души. Только я думаю, все к лучшему.
– Что «к лучшему»? – оцепенел Скуратов. – Что мужичье усадьбы палит да французов без приказа мутузит?
– Лучше так, чем эдак, – разъяснил банник.
– Чем как «эдак»? – затряс бородой возмущенный Скуратов.
– Я так думаю, – важно поднял палец банник. – Покуда господ иноземных и наших доморощенных накипеловцы порознь изводят – шансов у них нет. А вот ежели гуртом набросятся – пиши пропало. Народ на
