Бастрыков не столько потому, что желал услышать ответ сынишки, сколько для выигрыша времени. Ему казалось: пройдет минута-другая, и он сумеет мысленно взвесить все обстоятельства своей жизни и дать сыну ответ, веский и правдивый.
Алешка чуть поник головой, призадумался.
– Я бы хотел, тятя, – без колебаний сказал мальчик. – А ты хотел бы? – Алешка смотрел на отца в упор – глаза в глаза.
«Какую же трудную задачку задал ты, сынка!» – подумал Бастрыков и попробовал снова отсрочить ответ.
– А почему ты хотел бы? – спросил он.
– А потому, тятя, что жалеют все. «Сиротиночка!» Будто я несмышленыш трехлетний! – простодушно признался Алешка. – Тетя Луша вон проходу не дает, то по голове меня гладит, то к себе прижимает. А от нее жарища, как от печки. А сядешь за стол – тащит еду, отдельную от всех. Когда Порфишкин племянник у нас ночевал, она за ужином язя мне, жаренного на масле, принесла. «Всем, говорит, будет язь на рыбьем жире, а тебе на масле. Ты у нас самый малый, да еще и сиротка». Я не хотел язя брать, так она разобиделась. Ну ладно, раз так, съел уж. А сегодня днем я пришел с постройки за водой, она давай на мне новую рубашку примерять. «Старая-то, говорит, у тебя совсем сносилась, вот-вот с плеч сползет». Да и другие коммунары чуть что – сразу за свое: «Он сиротка». А я хочу, чтоб как все, так и я, тятя…
Бастрыков слушал напряженно, слова сына больно сжимали сердце. Он даже и не подозревал, что его одиночество – как палка о двух концах: одним концом бьет его самого, другим бьет сына. Но выход из этого положения он пока не видел. Не мог Бастрыков сейчас, в трудную пору жизни коммуны, заниматься собой, думать о невесте, о женитьбе. Он знал, что живет под неусыпным контролем двух сотен глаз и целой сотни сердец. Один неверный шаг – и в коммуне появится трещина, которую не залепишь потом десятком самых правильных поступков. Нет, лучше крепче сжать сердце, замкнуть свои чувства и ни о чем, кроме жизни коммуны, не думать.
– Новой мамушки, сынок, у тебя не будет. Такой, как мама Люба твоя, на земле больше нету, а… – Бастрыков хотел сказать, что никогда в жизни не женится, но почувствовал какую-то фальшь в этой мысли, замялся, помолчав, продолжал: – А тетю Лушу, сынок, не обижай. Она от чистого сердца о тебе заботится. Она прямая, она не умеет лгать и притворяться.
– Ладно, тятя, не обижу. За все буду говорить спасибо, – как о решенном, убежденно сказал Алешка.
– Вот и хорошо. Знай, сынок, когда человек говорит «спасибо», он не просто благодарит за добро, он и сам готов сделать то же самое…
– Я тете Луше теперь воду по утрам буду таскать.
– Хорошо. Тебе забава, а ей подмога.
– А как думаешь, тятя, когда-нибудь по Васюгану пароходы будут ходить? – спросил Алешка, круто меняя направление разговора.
– Уж это наверняка! Вот погоди, коммуна наша разбогатеет и катер заведет, а потом, может быть, и пароход.
– Чур я капитаном буду!
– А что
