принц громко сказал:
– La cause du roi de France est celle de tous les rois! (Дело французского короля есть дело всех королей!)
Но император не обратил внимания на фразу принца. Он направился к тесной группе монастырок. Они окружили придворного шута Иванушку. Шут гремел бубенчиками. Звонкий девичий смех сопровождал остроумные ответы шута на обычный вопрос: «Что от кого родится?»
Иванушка был бритый, плешивый, маленький старичок; узкие глазки его сверкали замечательным умом.
Павел Петрович приблизился. Цветник смеющихся монастырок расступился. Вельможи следовали за государем. Под приятными улыбками у врагов лопухинской партии скрывалась уже зародившаяся ненависть к злому и остроумному лопухинскому шуту, знавшему слабости и причуды каждого и всю скандальную хронику двора и обеих столиц. Милость к Лопухиной озаряла всех, с ней связанных, даже шута Иванушку. Придворная челядь завидовала быстрой карьере старикашки. Вельможи видели в нем лопухинского шпиона. Сторонники Лопухиных, наоборот, сладко, заигрывающе хихикали, подмигивая приятельски дураку.
– Господа, – обратился император к окружавшим его, – не пренебрегайте Иванушкой. В доброе старое время голова под колпаком с бубенчиками нередко видела дальше головы, осененной венцом!
– Что от меня родится, Иванушка? – желая угодить монарху, спросил и «бриллиантовый» князь Куракин.
– От тебя: обеды, ужины, бутылки, рюмки, браслеты, запонки, манжеты, табакерки, корсеты, подвязки! – отвечал шут.
Император и все вельможи улыбались. И Куракин снисходительной миной старался скрыть досаду.
– А что от меня родится, шут? – спросил фельдмаршал Суворов.
– Правда, честь, походы, победы, слава, слава, слава! – отвечал шут и, сняв колпак с бубенчиками, подбросил его и подхватил неловко опять на свою острую, плешивую голову.
– А еще что? – сказал Павел Петрович.
– Ревность, женины дрязги, салоны, туфли, рога, рожки!
– Лови! – крикнул Суворов, бросая шуту червонец.
Все знали нелады и ревность великого полководца к жене, ему изменявшей, несколько раз уже затевавшего с ней развод и вновь мирившегося.
– А от меня? – сказал король Август Понятовский.
– Старое венгерское, векселя, польские фляки, подагра, паутина!
– Дерзкий шут! – покраснев и надувшись, сказал развенчанный король и отошел.
Государь потирал руки от удовольствия. Вельможи улыбались.
– Ну а вот от этого? – спросил государь, указывая на поэта и сенатора Державина.
– Оды, лесть, ябеды, кляузы, рифмы, стопы, реестры, мемории, тропы, фигуры, наказы, указы, синекдохи, гиперболы, архивная моль!
– Что от меня родится, Иванушка? – спросила хорошенькая белокурая монастырка с родинкой на щеке.
– Капризы, стрекозы, лилии, розаны, леденчики, пастила, тряпки, башмаки, бантики!
– А
