style="font-size:15px;"> Император пожелал принять участие в игре с некоторыми особами. По жребию гореть пришлось фельдмаршалу Суворову. В паре за ним стали Понятовский и принц Конде. Далее стал государь и Дашенька Бенкендорф[1]. В третьей паре были граф Ливен и поэт Державин. Становясь в пару, Державин с улыбкой прочитал начало одной из своих од:
На скользком ипподроме света
Все люди – бегатели суть.
По данному знаку, Понятовский и Конде побежали, настигаемые Суворовым.
– Тот, кто взял Варшаву, неужели не пленит польского короля! – сказал император.
Но Понятовского нечего было и ловить. С изрядным брюшком, с подагрой в ногах, он семенил, виляя из стороны в сторону и испуская легкие вскрики: «Ах! Ах!»
Суворов с самыми потешными ужимками стал гоняться за ним, подражая жестам старой птичницы, ловящей квохчущую курицу. Он делал вид, что не может поймать Августа. Сцена была так комична, что общий смех распространился на лугу. Игра в других горелках остановилась. Все смотрели на покорителя Варшавы, Суворова, ловящего последнего развенчанного польского короля. Принц Конде остановился и тоже с улыбкой наблюдал суету. Вдруг фельдмаршал, как барс, сделал огромный, достойный лучшего гимнаста прыжок в сторону принца Конде. Увертливый француз успел, однако, отскочить и помчался от Суворова. Но тот не отставал и наседал по пятам француза.
– Ату его, ату! – закричал, хлопая в ладоши, государь. – Русак ли не подобьет француза.
– Ахиллес преследует Гектора, – заметил поэт Державин.
Между тем король Станислав-Август возвращался, задыхаясь, охая и прихрамывая. Императрица приняла живейшее участие в его печальном положении, велела принести для короля кресло и какого-нибудь прохладительного напитка. Монастырки побежали, но вместо кресла притащили несколько диванных подушек. Короля усадили на зыбкое седалище. Принесен был малиновый, пенистый квас и девицы поили старого короля, отирали платочками пот с чела его и обмахивали веерами. Король сыпал комплиментами, восхищаясь прелестными проказницами.
Между тем бег Суворова и принца Конде продолжался. Как ни ловок был француз, но фельдмаршал настиг его и с торжеством повел пленника.
– Быть пленником великого Суворова почетно! – любезно сказал Конде, подойдя к императору.
– Виват, Конде! – закричал фельдмаршал, махая шляпой.
– Виват, Суворов! – отвечали государь и принц Конде.
Принц должен был гореть.
Теперь из-за его спины прянули, как две стрелы из тугого лука, Дашенька Бенкендорф и Павел Петрович.
Дашенька неслась, как пушинка, гонимая ветром. Император, звонко поражая землю ногами, бежал с изумительным искусством. Казалось, упругий мячик, подскакивая на неровностях, катится по лугу.
Император Павел Петрович был одним из лучших наездников своего времени, с раннего возраста отличался на каруселях и артистически
B своих записках Д.X. Ливен рассказывает, что Павел I «нередко наезжал» в Смольный; «его забавляли игрою маленьких девочек, и он охотно сам даже принимал в них участие». Ливен вспоминает, что играла в жмурки с императором, Понятовским, Конде и Суворовым. Допустимо, что играли и в горелки.
