и во многих случаях умела кстати пользоваться своим влиянием на отца.
Гребцы положили весла. Вдохновение Гэтти увеличивалось, по-видимому, с каждою минутой; ее голос, проникнутый какою-то меланхолическою грустью, постепенно усиливался, замирая в переливах разнообразнейших оттенков. Бездействие молодых людей, сидевших на передней части парома, доказывало, что они захвачены этой заунывной мелодией, и только тогда, когда последний звук замер на отдаленном берегу в непроницаемой густоте лесов, они снова взялись за весла. Старик Гуттер был, по-видимому, очень растроган.
– Ты что-то слишком печальна сегодня, дитя мое, – сказал он с необычной для него нежностью. – Мы избавились от большой опасности, мой друг, и ты должна радоваться.
– Ты ничего этого не сделаешь? – сказала Гэтти, не отвечая на его замечание и взяв его за руку. – Ты долго разговаривал с Гэрри; но я надеюсь, что у вас не подымется рука на это.
– Ты впутываешься не в свое дело, глупое дитя!
– Зачем хотите вы с этим Гэрри убивать людей, особенно детей и женщин?
– Перестань, девчонка! Мы ведем войну, и наша обязанность поступать с неприятелями так же, как они с нами.
– Не то, батюшка. Распродайте свои кожи, накопите их еще больше, но не проливайте человеческой крови.
– Поговорим лучше о чем-нибудь другом, дитя мое. Рада ли ты возвращению нашего друга, Марча? Ты, кажется, любишь Гэрри и должна знать, что скоро, может быть, он сделается твоим братом или чем-нибудь поближе.
– Этого не может быть, батюшка, – отвечала Гэтти после продолжительной паузы. – У Гэрри уже есть отец и мать, а никто не может иметь двух отцов и двух матерей.
– Как ты глупа, моя милая! Дело, видишь ли, вот в чем. Если Юдифь выйдет замуж, родители ее мужа сделаются также ее родителями, и сестра ее мужа будет ее сестрою. Если женится на ней Гэрри, он будет твоим братом.
– Юдифь никогда не выйдет за Гэрри, – отвечала девушка решительным тоном. – Юдифь не любит Гэрри.
– Этого ты не можешь знать, мой друг. Гэрри Марч прекрасный, сильный и храбрый молодой человек. Юдифь в свою очередь прекрасная молодая девушка. Почему же им не обвенчаться? Я уже почти дал ему слово, и только на этом условии он соглашался идти со мною в поход.
С минуту Гэтти не отвечала ничего. Она обнаруживала очевидные признаки внутреннего беспокойства. Наконец Гэтти спросила:
– Батюшка, виноват ли тот, кто безобразен?
– Нет, мой друг. Но ты не безобразна, Гэтти! Ты только не так хороша, как Юдифь.
– Почему Юдифь умнее меня?
– Что с тобою, Гэтти? Этого я не могу тебе сказать. Разве тебе хотелось бы иметь больше ума?
– Нет. Я не знаю, куда девать и тот ум, который у меня есть. Одно только мучает меня. Чем больше я размышляю, тем больше мне кажется, что я несчастна. Я хотела бы похорошеть так же, как Юдифь.
–
