Может, Софья? Или Стефания? Так мою маму звали.
– Ты русские имена вспоминай. Наша дочь – россиянка.
– Ну, Елизавета или Екатерина?
– Ага. Еще Анна. Тебя все больше царские имена нравятся. Или уж какие-то совсем нерусские: Стефания, – начал сердиться Слащёв. – Ты мне хоть одно простое русское имя назови!
– Авдотья! – с вызовом сказала Нина.
– Авдотья? А что, ничего имя. Вполне. А уменьшительное? Ну, как ее сейчас, такую манипуську, будем звать?
– Авдуня, Авдушечка, Дуня.
– Дуня – это Евдокия. Нет, не то! – Слащёв пару раз прошелся по каюте, подошел к колыбельке, отогнул край одеяльца, улыбнулся ей, спросил: – Не спишь… Маруська?
Девочка тихо пискнула.
– Отзывается, – радостно сказал Слащёв. – Ты слышала, Нина? На Маруську отзывалась. Может, и вправду?..
– Ну, Яша! Неужели ничего лучшего не можешь придумать? Маруся! – возмутилась Нина. – У нас вечно пьяная дворничиха была Маруся.
– А у меня бабка была Маруся. Хорошая. Я ее очень любил. Она мне свой лорнет подарила. Я из него потом подзорную трубу сделал, – и потеплевшим голосом произнес: – Баба Маруся. Мария Иосифовна. А можно еще Марья, Маша.
– Я хотела красивое имя.
– Дурная ты, Нинка! Человек красит имя, а не наоборот.
– Да! Но Маруся? – не соглашалась Нина. – Такого и в святцах, наверное, нет.
– Обязательно есть! Как же! – упрямо сказал Слащёв: – Ма-руся! Ты только вслушайся! Ма-руся! Мама Руси! Придумай имя лучше! То-то же! – и Слащёв снова заглянул в колыбельку: – Маруська! Скажи своей дурной мамке, что тебе нравится!.. Слышишь? Молчит! Значит, согласна!
Слащёв стал надевать свой парадный генеральский мундир.
– Ты куда? – спросила Нина.
– К капитану. У него там, в вахтенном журнале, записано, что такого-то числа на борту «Твери» во время перехода из Севастополя в Константинополь у генерала Слащёва и ординарца, юнкера Нечволодовой, родился ребенок женского полу. Пусть имя проставит – Маруся.
– Мария! – настойчиво поправила его Нина. – Как в святцах.
– Пусть будет Мария, – неохотно согласился Слащёв.
– Ну, и зачем это? Кому это интересно?
– Дремучая ты, Нинка. Это же первый Маруськин документ. Их еще много у нее будет. А этот – первый: «метрическая запись». Самый главный документ.
И Слащёв вышел. Вскоре в каюту вошла Авдотья:
– Ну, як тут моя кнопочка? – спросила она.
– Уже не кнопочка. Марусей величают.
– Маруся? – переспросила Авдотья. – А я думала, вы ей якось панскэ придумаете. Маруся! Красиве имя, – и она стала расстегивать жакет.
Глава пятая
Адмирал Дюмениль оказался прав: около полудня «Генерал Корнилов» вошел в Босфор. В самом устье к нему подскочил небольшой юркий катер и на борт, тяжело отдуваясь, поднялся грузный турок – лоцман. Он учтиво поздоровался с капитаном
