в голове: не один человек, не десять, не сто – миллионы вот уже три года, да нет, еще с четырнадцатого, с Великой войны все они – и те, и другие – голодают, купаются в крови, умирают. Но ведь не все они грешники, не все виновны. Так почему?
– Почему? – повторил свой вопрос Врангель.
Владыка молчал. Он продолжал задумчиво сидеть, опустив на грудь голову.
Врангель понял, что на вопросы, с которыми он приехал к митрополиту, ответы он получил. Но, видимо, есть вопросы, на которые никто и никогда не сможет ответить. И он поднялся с кресла.
– Уходите? – даже с каким-то облегчением спросил митрополит и торопливо добавил: – Все же не отчаивайтесь, ваше превосходительство. Молитесь. Господь всемилостив, он услышит ваше упование.
«Что ж раньше не услышал? Там, под Каховкой? Или на Крымском перешейке?» – подумал Врангель и пошел по гулкому корабельному коридору, и его одинокие усталые шаги отзывались тяжелым металлическим звуком в гулком пустом пространстве.
Глава седьмая
Слащёв томился от безделья. Он едва не сутками простаивал на верхней палубе «Твери», наблюдая за всем происходящим в заливе Мод. А происходило, как и прежде, много интересного.
Несмотря на строжайший запрет, продолжалась торговля. Первоначальный ажиотаж спал, и сейчас продавцы и покупатели нещадно торговались. Теперь турецких негоциантов доставляли к русским судам французские катера: у французов появился хоть и кратковременный, но дополнительный заработок. И если гости поначалу интересовались любым съедобным, то сейчас стали больше спрашивать фрукты – они не входили в продовольственные пайки.
Между берегом и судами возникла круглосуточная связь. Уже обжившиеся в Турции русские приезжали сюда, на берег залива, в надежде отыскать кого-то из своих родственников. Им в помощь здесь, на берегу, возникла даже своеобразная платная контора. В ней составлялись списки и тех русских, которые искали свою родню, прижившуюся в Турции, и тех турецких русских, которые надеялись найти кого-то из родни или знакомых среди прибывших сюда гостей.
За умеренную плату те же французы на своих катерах развозили эти списки по кораблям и спустя какое-то время уже с полученными сведениями возвращались в свою контору.
Прав оказался митрополит Вениамин: количество беженцев постепенно заметно таяло. Кого-то пригрели родственники, осевшие здесь, в Турции. Кто-то с помощью тех же родственников или знакомых отправились в Румынию, Болгарию. Кто имел валюту, те хлопотали о французской, греческой, аргентинской или еще чьей-то визе, намереваясь уехать невесть куда и к кому, лишь бы подальше от разоренной и разграбленной России.
Слащёв знал, что его некому искать. Он просто стоял на палубе «Твери», отогреваясь после сивашских морозов на теплом турецком солнце, и пытался мысленно выстроить свое будущее. Еще совсем недавно оно бы его нисколько не беспокоило. Но сейчас он уже думал не столько
