потерял всякое терпение и пустил в ход какую-то магию. Только она и помогла. Сначала у снурла мелко-мелко задрожали веки, потом он отчаянно расчихался (видно, перо дало о себе знать), странно взбрыкнул ногами, сел, ошарашенно озираясь и одновременно пытаясь нашарить руками портфель… А потом вдруг взвизгнул истошно, вскочил как ужаленный, упал на пол, ужом заполз под скамью, в дальний ее угол, и там забился.
– Чего это он?! – не понял Иван. – Больной, что ли, совсем?!
Кьетт мрачно хмыкнул и, глядя куда-то в сторону, пояснил:
– Меня боится.
– Зачем?!
Кьетт замялся.
– Ну видишь ли… Были времена… а может, и сейчас где-то есть… Короче, традиционно нолькры охотились на снурлов. Исторически, так сказать, смотри не подумай чего плохого.
– Ели, что ли?! – подумал-таки «плохого» Иван.
– Фу-у, скажешь тоже! Какая нездоровая у вас, некромантов, фантазия! Не ели, а силу забирали. Хотя снурлам от этого, конечно, не легче. – Все-таки Кьетту не чужда была справедливость. – Ты его это… извлеки, зачем он под лавкой сидит?
Иван взял свечу и заглянул под скамью. Несчастный лежал там, сжавшись в упитанный комочек, и мелко дрожал. Глазки у него были совершено затравленные, на лбу блестели капли пота.
– Как я его извлеку? – недовольно спросил Иван.
– За ногу, – посоветовал Кьетт.
– А-а-а! – тоненько закричал снурл на своем булькающем снурловом языке. – Не надо! Не тронь! Убива-а-ют!!!
…Это был очень робкий снурл. Они долго убеждали и успокаивали его, а Кьетт еще и клятвы давал, прежде чем Болимс Влек – так его звали – согласился покинуть свое ненадежное убежище, но даже после этого он шарахался от каждого резкого движения нолькра. «Да не съем я тебя!» – раздражался тот, и снурл шарахался снова. Они вкратце объяснили ему суть происшествия, и он пришел в ужас. Потому что ровно через два часа начиналось слушание по делу «об изгрызении мышами плана реконструкции загородной резиденции государя», и младший практикант-помощник судьи Болимс Влек непременно должен был на том слушании присутствовать. Мало того, все бумаги по делу находились не где-нибудь в канцелярии суда, а у помощника Влека в портфеле, потому что его милость судья Бловсик был неделю нездоров, бумаги брал на ознакомление домой, а потом поручил помощнику доставить их в суд к началу заседания. И если Болимс Влек поручения не исполнит, то заседание не состоится, и судья Бловсик прикажет, и тогда…
Что будет «тогда», слушателям узнать не удалось, потому что у рассказчика, к их радости, перехватило горло от ужаса, и он не мог говорить. Воспользовавшись паузой в его сумбурном и отчаянном монологе, Кьетт предложил устало:
– Идемте уже наверх. Пора графу узнать, что гостей у него не убавилось, а совсем наоборот. Я думаю, он будет рад.
Ну конечно, граф был рад! Неважно, что весь снурлов род он не слишком-то жаловал, почитая их занудами и, что греха таить, «трусами,
