полагать, будто он наткнулся на нечто любопытное и у него есть шанс доказать мою вину?
Казалось бы, это невозможно. Конечно, я виноват, я совершил множество смертельных, очень приятных и теоретически не вполне законных поступков. Но я всегда соблюдал величайшую осторожность и тщательно прибирал за собой. Я понятия не имел, что такого, по мнению Доукса, он мог мне предъявить, поскольку практически не сомневался: найти ничего нельзя.
Все это всерьез меня озадачило и растревожило. И дурацкое радужное настроение, естественно, мигом улетучилось. Я вернулся к привычной мрачности. Вот и весь эффект китайской еды – через полчаса снова начинаешь злиться.
Дебора, впрочем, выглядела еще мрачнее, ввалившись в мой кабинет. Я как раз собирался домой.
– Ты рано ушел от Факела, – заметила она и издала такой звук, словно я попался на краже канцелярских принадлежностей.
– Я должен был заняться делами, – сказал я, по мере сил подражая ее сварливому тону.
Дебора хлопнула глазами.
– Черт возьми, что с тобой такое в последнее время? – поинтересовалась она.
Я сделал глубокий вдох, не столько нуждаясь в кислороде, сколько во времени.
– Что ты имеешь в виду?
Сестра поджала губы и склонила голову набок.
– Ты все время дергаешься. Огрызаешься. И как будто слегка встревожен. Не знаю. Словно что-то не дает тебе покоя.
Мне стало очень неловко. Дебора, разумеется, не ошиблась, но что я мог сказать? Причина для тревоги действительно имелась: я не сомневался в существовании Свидетеля, а теперь вдобавок застукал сержанта Доукса, который лазал в моем компьютере. Объединить эти два факта было почти невозможно, сама мысль о том, что загадочный Свидетель действовал сообща с Доуксом, чтобы «достать» меня, казалась нелепой, но отдельные события, если рассматривать их вместе, вызывали беспокойство. Мной владели иррациональные чувства, к которым я вовсе не привык.
Но как объяснить это сестре? Мы с Деб всегда были близки, конечно, но отчасти именно потому, что не делились друг с другом переживаниями. Просто не могли. Я в принципе лишен эмоций, а Дебора слишком стыдилась своих чувств, чтобы признать их.
И все-таки нужно что-нибудь сказать; кроме Деборы, наверное, мне не с кем было по-настоящему поговорить, разве что выложив сотню долларов за часовую беседу с психологом, но эта идея казалась неудачной. Пришлось бы либо раскрыть ему правду о себе – а это немыслимо, – либо изобрести какую-нибудь правдоподобную выдумку, то есть выбросить на ветер деньги, которые могли бы пойти на обучение Лили-Энн в медицинском колледже.
– Я и не знал, что это заметно, – сказал я наконец.
Дебора фыркнула.
– Декстер, я – твоя сестра. Мы вместе выросли и вместе работаем… я знаю тебя лучше, чем кто бы то ни было. Лично мне все видно. – Она подняла бровь в знак поощрения. – Ну, так что с тобой?
Она, конечно, была
