вещи, кошмар посредника… Из-за пары таких позиций я могу вообще не получить полностью деньги за все остальные!» Все же, художница решила отложить споры до завтра. Интуиция подсказывала ей, что Маневич пойдет на некоторые уступки, если действительно находится в сложном положении. «Кроме того, он уже слишком мне открылся и не захочет искать кого-то еще! Вся коллекция! Все собрание! Да это пошатнет не только московский рынок…»
– Ксения заедет за вами пораньше, часов в семь, – Маневич спрятал телефон в карман. – Будьте готовы к этому времени. Ваш номер мне дала Марина, Ксения позвонит. Мне пора ехать, машина ждет. Не провожайте, не трудитесь!
Он направился на кухню и сам повернул ключ в замке, не дожидаясь, когда к двери подоспеет Александра. Не простившись, не махнув на прощанье рукой, ни разу не обернувшись, мужчина спустился по узкой лестнице, слабо освещенной горевшей на площадке второго этажа лампочкой. Внизу хлопнула тяжелая дверь, пискнула тугая пружина. Александра прошла в мастерскую, выглянула в окно и тут же увидела в переулке Маневича. Он вышел из подворотни и направлялся к своей машине, припаркованной у противоположного дома. Через несколько секунд внедорожник, мягко тронувшись с места, выехал из переулка.
Александра еще несколько минут стояла у открытого окна, слушая удивительную тишину, которую только подчеркивал отдаленный шум машин на бульваре. Квартал опустел. Ночная жизнь протекала на других улицах, словно в ином мире. Обитатели переулка, куда переехала художница, вели неспешный, размеренный образ жизни, столичная суета их не касалась. Даже ресторан на углу не создавал неудобств и шума. У Александры складывалось впечатление, что посетители туда заглядывают нечасто. Было уже за полночь. В домах по соседству светилось всего несколько окон.
«Завтра придется встать в шесть…» Александра задернула занавеску, оставив окно открытым. Включила ночник под розовым шелковым абажуром. Веселенький хозяйский абажур с цветочками и бахромой смешил художницу, привыкшую к спартанской обстановке. Умываясь, раздеваясь, разбирая постель, Александра двигалась медленно, как в полусне. Минувший день казался ей тягостно бесконечным. Она не могла сказать, что довольна переговорами с Маневичем.
«А я так рассчитывала на него… – Александра легла и выключила свет. – Завтра надо обязательно договориться о поэтапной оплате. Иначе я всех денег не увижу никогда. Пусть даже будет не пять процентов, а два-три, но сразу по продаже каждой вещи. Что это за кабала, в самом деле?»
В новой мастерской Александры никогда не бывало совершенно темно – напротив окна по ночам горел яркий фонарь, висевший на проводах, натянутых между стенами домов. Ажурные шелковые занавески винного оттенка пропускали его свет, погружая комнату в багровый сетчатый сумрак. При этом фантастическом освещении, поглощавшем все остальные краски, хорошо мечталось и засыпалось. Но сейчас, несмотря на тяжелую усталость, художница никак не могла уснуть. Она мысленно спорила с Маневичем, репетируя предстоявшие завтра утром переговоры,
