были подобраны с величайшим вкусом, – во всяком случае, это было лучшее, что можно купить за деньги. Но представить лорда Эдмунда слепым почитателем Женской Красоты было бы, по крайней мере, нетактично, а по большому счету – совсем неверно. Джентльмен, с рождения обласканный судьбой и вознесенный на вершину общества, просто не может не сознавать своих достоинств; и потому справедливости ради надо сказать, что лорд Эдмунд и Женская Красота давно уже состояли в интимных отношениях. Именно данный факт, как ни парадоксально, и повергал лорда Эдмунда в печаль, и по этой же причине стена в северном, дальнем, крыле галереи, где должен был бы располагаться венец его коллекции, упрямо пустовала. В течение многих лет он безуспешно пытался украсить этот уголок подходящим портретом, но ни один из них не соответствовал его представлениям о Прекрасном.
Сам лорд Эдмунд вряд ли мог объяснить причину своего холостяцкого статуса, который между тем вызывал живейший интерес со стороны всех почтенных дам, имевших дочерей на выданье. Не одна матрона тешила себя мыслью породниться с лордом, но стоило кому-то возомнить себя победительницей, как добыча ускользала из расставленных сетей, едва удостоив несчастную просьбой о прощении за нарушенную клятву. Сердце лорда дрогнуло лишь однажды, но это было много лет назад, ко гда ему не исполнилось еще и двадцати четырех. О браке говорить не приходилось: мисс Элеонора Брандон, хотя и бесспорно красивая, равно как добросердечная (и, к слову сказать, гораздо более образованная и начитанная, чем сам Эдмунд), не имела ни родословной, ни приданого; хуже того, она занималась живописью и питала свои творческие амбиции, хватаясь за любые заказы – пейзажи и прочее, которые могли предложить художественные студии в Челси. К моменту их знакомства у нее был воздыхатель, лет на десять старше, жалкий художник-портретист, который едва сводил концы с концами; тем не менее она готова была отдать ему свое сердце. Однако молодость и обаяние Эдмунда перевесили, причем чаша весов качнулась столь сильно, что юный Нейпир не устоял под натиском бурной любви Элеоноры. Он не верил – во всяком случае, впоследствии, когда оглядывался назад, – что сделал ей предложение самым недвусмысленным образом, но отцу в приватной беседе сообщил именно это, после чего старый граф запретил не только брак, но вообще какие бы то ни было отношения с мисс Брандон.
Эдмунд уже давно вышел из младенческого возраста, он был единственным наследником и, конечно, мог бы воспротивиться решению родителя, но это грозило обернуться серьезными финансовыми проблемами и прочими неприятностями. Что было делать молодому человеку? Мисс Брандон, конечно, заслуживала объяснений, но он рассудил, что это принесет лишь страдания и ему, и ей, так зачем понапрасну бередить душу? К тому же, если отец вдруг узнает… нет, Эдмунд не мог этого допустить; письмо представлялось самым разумным выходом из положения, но выдавить из себя хотя бы строчку оказалось чертовски трудно, и он бросил эту затею. Появилась новая идея: послать эмиссара, верного
