сомнения, выглядел гротескно, вид его, в то же самое время, был настолько неминуем, что Джаспер Гвин уверился в какой-то миг: есть некое знание, скрытое от него, но явленное нагому натурщику.
Тогда он поднял голову, поискал глазами и тут же обнаружил портрет мужчины с бакенбардами; изрядных размеров холст висел на противоположной стене, и был на нем изображен тот самый мужчина, без чашки чая, но на том же стуле, и стопы так же немного подвернуты на холодном полу. Портрет казался чудовищным, но достигал цели.
– Вам нравится? – спросила владелица галереи.
Джаспер Гвин подходил к пониманию чего-то особенного, того, что чуть позже изменит течение его дней, поэтому не ответил сразу. Он с нова взглянул на фотографию в каталоге, потом опять на картину, висящую на стене, – очевидно, что-то произошло за промежуток времени между фотографией и картиной; что-то вроде паломничества. Джаспер Гвин подумал, что времени потребовалось масса; еще уединение и наверняка стирание многих преград, слом сопротивления. Он не думал о живописной технике, неважно было, что художник на самом деле был отличный; ему всего лишь пришло на ум, что кропотливый труд имел некую цель, и в конце концов художнику удалось вернуть к самому себе, привести домой мужчину с бакенбардами. Очень красивый жест.
14
Он повернулся к владелице галереи, нужно было отвечать.
– Нет, – сказал он, – мне вообще не нравятся картины.
– А, – произнесла владелица и улыбнулась сочувственно, как если бы ребенок сказал, что, когда вырастет, хочет стать мойщиком окон.
– И что же вам не нравится в картинах? – спросила она терпеливо.
Джаспер Гвин опять помедлил с ответом. Он обкатывал эту свою мысль – привести домой. Ему никогда в голову не приходило, что портрет может кого-то привести домой, наоборот, ему всегда казалось, что портреты пишутся, чтобы выставить напоказ фальшивую личность и выдать ее за истинную. Кто заплатит за то, чтобы художник сорвал с него маску; кто, ежедневно прикладывая усилия, чтобы скрыть свою истинную сущность, повесит такой портрет у себя дома?
Кто заплатит? – повторил он про себя с расстановкой.
Потом поднял взгляд на владелицу галереи.
– Простите, нет ли у вас листка бумаги и чем писать?
Владелица пододвинула к нему блокнот и карандаш.
Джаспер Гвин что-то написал, всего две строчки. Долго вглядывался в них. Казалось, он преследует такую непрочную мысль, что владелица галереи застыла неподвижно, будто перед ней – ограда и по ограде прыгает воробушек, которого не хочется спугнуть. Джаспер Гвин что-то бормотал себе под нос, но было не разобрать что. В конце концов он вырвал листок, сложил вчетверо и сунул в карман. Взглянул на владелицу галереи.
– Они немые, – сказал.
– Простите?
– Картины не нравятся мне потому, что они немые. Они как
