которым не разрешали поклоняться родным богам, вступали в католическую церковь и почитали их уже в качестве святых. Каждый бог получил второе, католическое лицо, как, например, Бабалу-Айе, он же Лазарь, воскрешенный Христом. Танец Бабалу-Айе был танцем живого мертвеца. Поздними вечерами в Сан-Исидро Тито наблюдал, как Хуана курит сигары и пляшет, словно одержимая.
Сегодня, много лет спустя, ранним утром, Тито сидел перед ее нью-йоркским алтарем, таким же опрятным, как и остальное жилище. Непосвященный увидел бы лишь обыкновенную полку, но Тито сразу разглядел старинные бутылки, те, чьи пузырьки хранили воздух давней поры.
Он только что закончил описывать старика.
Хуана больше не курила сигар. И, наверное, не плясала, впрочем за это он бы не поручился. Она подалась вперед, взяла с блюдца на алтаре четыре кусочка кокоса и, проведя другой рукой по полу, поцеловала кончики пальцев и чисто символическую пыль. Закрыв глаза, прочла короткую молитву на языке, которого Тито не понимал. Строго задала вопрос на том же языке, встряхнула кусочки ореха в горсти и бросила перед собой. Потом немного посидела молча, упершись локтями в колени и разглядывая полученный результат.
– Все упали мякотью к небу. Это знак справедливости. – Хуана собрала рассыпанные кусочки и бросила снова. На сей раз два упали вверх кожурой. Тетка кивнула. – Подтверждение.
– Что?
– Я спрашивала о судьбе человека, который тебя тревожит. Он тревожит и меня. – Она стряхнула кокосовые кусочки в жестяную мусорную корзину. – Иногда ориши служат нам оракулами. Но они если и говорят, то не много, и даже им не всегда известно будущее.
Тито хотел помочь ей подняться, однако Хуана оттолкнула его руки. На ней было темно-серое платье с молнией спереди, похожее на форму. Лысеющую голову прикрывал того же цвета платок. Глаза были цвета темного янтаря, белки пожелтели, как слоновая кость.
– Пойду приготовлю тебе завтрак.
– Спасибо.
Отказываться было бесполезно. Да и зачем?
Хуана побрела на кухню, шаркая тапочками – серыми, как и казенного вида платье.
– Помнишь дом твоего отца в Аламаре? – Через плечо, из кухни.
– Там все дома были похожи на пластмассовый конструктор.
– Да, – согласилась тетка. – Город хотели сделать копией Смоленска. Я всегда считала, что твой отец мог бы найти место получше. В конце концов, у него, в отличие от других, был выбор.
Тито встал, чтобы лучше видеть, как ее старые руки режут хлеб, мажут его маслом и убирают в духовку, наполняют водой крохотную алюминиевую кофеварку, сыплют туда кофе, наливают молоко в стальную емкость.
– Да, твой отец мог выбирать. Может, в большей мере, чем твой дед. – Хуана обернулась и посмотрела племяннику в глаза.
– А почему?
– При русских твой дед был очень
