ставьте скорей. Ставьте на Берлин, – подталкивал Глафиру Семеновну Капитон Васильевич.
– Ну, на Рим. Рим тоже давно не выходил.
Поезд забегал.
– Стой! Стой! – закричал Конурин во все горло, так что обратил на себя всеобщее внимание. – Мусье! Есть тут у вас Пошехонье? На Пошехонский уезд ставлю!
Он протянул два франка.
– Rien ne va plus! – послышался ответ, и крупье отстранил его руку лопаточкой на длинной палке.
– Земляк! Чего он тыкает палкой? Я хочу на Пошехонский уезд, – обратился Конурин к Капитону Васильевичу. – Где Пошехонье?
– Да нет тут такого города, и наконец, уже игра началась.
– Отчего нет? Обязаны иметь. Углича нет ли?
– Понимаешь ты, здесь только европейские города, города Европы, – пояснил ему Николай Иванович.
– Ну, на Европу. Где тут Европа, мусью?
– Да ведь ты не хотел играть, даже к столу упрямился подходить.
– Чудак-человек! За живое взяло. Я говорил, что сердце не камень. И наконец, выигрывают же люди. Где тут Европа?
– Николай Иваныч! Я еще четыре франка на нечет выиграла! – раздался голос Глафиры Семеновны.
– На Европу! – кричал Конурин. – Вот три франка!
– Да нет тут Европы. Есть Петербург, Москва, Лондон, Рим.
– Рим? Это где папа-то римский живет?
– Ну да. Вот Рим.
– Вали на папу римскую! Папа! Выручай, голубушка! На твое счастье пошло! – бормотал Конурин, когда поезд забегал по рельсам.
– Москва! Я выиграла на Москву! – радостно вскрикнула Глафира Семеновна.
Крупье опять придвинул к ней грудку серебра. Конурин чертыхался:
– И папа римская не помог! Вот игра-то, черт ее задави, чтоб ей ни дна ни покрышки!
– Нельзя же, Иван Кондратьич, с первого раза взять.
Надо иметь терпение, – сказала ему Глафира Семеновна. – Вы же с первого раза выиграли. И с первого, и с третьего, и с седьмого…
– Тьфу, тьфу, тьфу! Пожалуйста, не сглазьте. Чего это вы?.. Типун бы вам на язык.
– Земляк! Нет ли здесь какого-нибудь мухоеданского города? Я на счастье мухоеданского мурзы бы поставил, коли на папу римского не выдрало. Или нет. Глафира Семеновна на что поставила… На что она, на то и я.
И Конурин бросил в тот же четырехугольник, где стояла ее ставка, пятифранковую монету.
– Не смейте этого делать! Вы мне мое счастье испортите! Николай Иваныч! Сними! Послушайте, ведь это же безобразие! Вы никакого уважения к даме не имеете! Ну хорошо! Тогда я переставлю на другой город.
Она протянула руку к своей ставке, но поезд уже остановился.
– Londres! – возгласил крупье и стал пригребать к себе лопаточкой и ставку Глафиры Семеновны, и ставку Конурина.
– Ведь это же свинство! Я прямо через него проиграла. Позвольте, разве здесь дозволяется на чужое счастье ставить? – раздраженно бормотала Глафира Семеновна.
Конурин чесал затылок.
