я ее убью? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня так, будто я влез без спросу в его счастливый сон о детстве.
– Мне откуда знать?
Оставляю недопитое пиво и ухожу.
Солнце уже зашло за дальние башни, высветило их контуры алым неоном и отключилось; помост, на котором расположился старый фахверкхаус, кажется палубой авианосца, которого Великим потопом забросило на вершину горы Арарат. Белый двухэтажный дом, перепоясанный портупеей коричневых балок, сидит на самом краю обрыва. Окна – театр теней – светятся желтым. На фоне в предзакатном сизом смоге густыми тенями проступают неохватные столпы мироздания, могучие башни когда-то немецких компаний, давно позабывших свою национальность в гастроэнтерологических перипетиях корпоративной истории.
– Ян? – окликают меня.
Эллен стоит у входа в стеклянный туннель, ведущий к лифтам. В руках у нее тонкая черная сигарета в мундштуке. Дым от нее поднимается тоже черный. Запах странный, не табачный, сладкий.
Вот уж неудачный момент. Но мне ее не миновать: Эллен преградила единственный путь к отступлению.
– Вы уже уходите?
– Дела.
– Надеюсь, вы полюбили риндербратен. – Она затягивается; черный дым струится из ее ноздрей. – Мне вот никак не удается.
– Вы похожи на огнедышащего дракона, – говорю я, думая о своем.
– Не бойтесь, – отвечает она, накалывая меня золотой вилочкой и вытаскивая из моей скорлупы, как вытаскивают, чтобы съесть, виноградных улиток.
– Пусть благородные рыцари в сияющих доспехах вас боятся. Мне-то что? – Я реагирую, и она тут же прокручивает вилочку, не давая мне с нее соскользнуть.
– Вы не из моей сказки?
– Я вообще не из сказки.
– Ну да… Вы же работаете в какой-то антиутопии, так? – Эллен размыкает губы, ее улыбка источает дым. – Я бы хотела увидеть вас еще раз. – Черное облако обволакивает ее нагие плечи, как манто. – Вам случается пить кофе?
– Уверен, вашему мужу эта идея понравится.
– Может быть, и понравится. Я у него узнаю.
Эллен протягивает мне руку и касается своим коммуникатором – золотым кружевом с красными камнями – моего резинового браслета. Тонкий звон. Контакт.
– И что же… Мне можно вас тревожить? – Мне вдруг становится трудно думать о разговоре со Шрейером.
– Неужели вы так и будете всегда спрашивать разрешения? Она вытряхивает мундштук и уходит, не прощаясь.
Обрубок сигареты еще тлеет, и черный дух торопится убежать из него, прежде чем уголек жизни погаснет в том навсегда.
Глава VIII. По плану
Завинченный успокоительным в смирительную рубашку, я прибываю в «Гиперборею» на тубе, сев в вагон на семьдесят первом гейте точно по времени. Плачу десятикратным анонимным билетом – коммуникатора на мне нет.
Ночь я провел в библиотеке, изучая планы этой башни, и, кажется, наизусть запомнил ту ее часть, которая мне нужна. Кажется.
Подбегаю
