в подчинении жить придётся. Тут я поймал себя на мысли, что начинаю свыкаться со своим положением и даже как-то непроизвольно к нему подстраиваться.
День уже клонился к вечеру, когда от головы обоза прилетела весть: вышли к Шилкинскому заводу. А через некоторое время из-за очередного поворота показался берег забайкальской реки.
Постепенно на берег втянулась вся колонна переселенцев. Лица людей преобразились. В глазах загорелся огонь и надежда на то, что в ближайшем будущем всё изменится к лучшему. Я уже знал, что многие переселенцы за путь, длинною в год, похоронили своих родных и близких. Весь Сибирский тракт был усеян деревянными крестами и безымянными холмиками могил. Переселенцы Вятской, Пермской, Тамбовской и Воронежской губерний тоже внесли свой скорбный вклад в пополнение придорожных кладбищ. Но теперь измотанным дальней дорогой людям казалось, что главные трудности позади. Впрочем, где-то отчасти так оно и было. По крайней мере, голод уже не грозил. Амур и тайга прокормят. Оказывается, нас ждали. Ещё с ранней весны солдаты 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона занимались изготовлением плотов и прочих сплавных средств для переселенцев. Солдаты батальона даже умудрились срубить несколько банек.
Было объявлено, что мы останавливаемся здесь на неделю. Общими усилиями закончим постройку плотов и в путь. Следующая значительная остановка будет в Усть- Стрелке. Эта казачья станица стоит на пересечении двух забайкальских рек – Аргуни и Шилки, и от их слияния зарождается великая дальневосточная река Амур.
Обрадованный известием народ с энтузиазмом бросился обустраивать временные жилища. Истосковавшиеся по осёдлой жизни люди радовались хоть какой-то видимости постоянства. Мы, как и все, под «чутким» руководством унтер-офицера Батурина, принялись строить шалаш, а к вечеру Батурин приказал почистить оружие, и мы уселись ужинать.
Батурин достал из своего ранца бутыль с мутной жидкостью.
– Ну что, служивые, выпьем за страдания наши многотрудные? – потряс он бутылью перед собой.
Солдаты радостно оживились.
– А мы, Устиныч, тут и сами расстарались, да не знали, как к тебе подступиться, – улыбнулся тот самый седоусый солдат.
Я уже знал, что звали его Зиновием, и он был одним из самых старых солдат батальона. По нашим меркам – дембель, или дед. Служили в то время двадцать лет. Немудрено, что традиция называть дедом выслужившего свой срок службы солдата сохранилась до наших дней. Армейские традиции живучи.
– Ишь ты, расстарались они, – довольно усмехнулся польщённый унтер, – воину выпить с устатку не грех, а в остальное время это баловство.
– Что правда то правда, Устиныч. Сам Александр Васильевич Суворов не возбранял. А тот солдата ценил и уважал, – поддержал его Зиновий.
– Да, великий был полководец. Настоящий отец для нашего брата-солдата, – согласно крякнул Батурин, разливая содержимое бутыли по протянутым
