буржуев в Москва реку, выпрут все иностранные компании пендалями, а в особняках олигархов устроят кружки по интересам: хочешь авиамодельный, хочешь судостроительный. «Да мне-то что»? – задался вопросом Сева, – «особняков у меня нет, богатых мне не жалко. Что я-то дёргаюсь»? «Россию мне жалко», – понял, наконец, он, – «на смену, какой никакой стабильности опять приходит хаос. И пускай это, будет трезвый хаос, никому от этого не легче».
Сева вышел из дома с ощущением надвигающейся грозы. Но теперь на улицах всё было как обычно. Трамваи ходили, служилый люд торопился на работу, и только собаки, несчётно расплодившиеся по городу, валялись в теньке, с укоризной взирая на эту суету. Так, да не так. Сосед дядя Витя, в это время обычно неспешно похмеляющийся в местной песочнице, копал землю. Причём копал в скверике, где росла хорошо подстриженная узбеками травка.
– Здорово, дядя Вить. Ты что, в ДЭЗ устроился?
– В жопу я устроился. Не видишь, землю я копаю?
– Вижу. А зачем?
– А затем, что делать не фига.
– Ну, так и не делай.
– Чего не делай, чего не делай, – голос дяди Вити перешёл на базарные вопли, – пить-то нельзя. А чем время-то убивать?
– Хм, понятно. А где ты раньше работал?
– Да я и не помню уже. Как 209 статью, за тунеядство отменили я и не работал. Комнату, вон таджикам сдавал, ну и пил понятное дело. Говоря всё это, Витюха продолжал, кожилясь, переворачивать пласты земли. Севе, наконец, стал понятен источник благосостояния многих пьющих москвичей. Сдавая часть своей квартиры иногородним, они праздновали это дело все четыре сезона, из песочниц перемещаясь на тёплые кухни и обратно. Земля была тяжёлой, с корнями травы, сосед хрипло и надсадно дышал, но ни на секунду не отрывался от трудотерапии.
– Дядь Вить, ты это, карандаши не отбросишь? Отдохни чуток, отдышись.
– Да я два дня отдыхал. Извёлся весь. Пить-то нельзя. А как время убить? Слушай, ты этого доктора Крылова не знаешь?
– Не, откуда? – Сева втянул голову в плечи, радуясь возможностям большого города, где в доме можно прожить десять лет и никого толком не знать.
– Вот, сука, узнать бы, где он живёт, да лопатой насмерть забить, чтоб над людьми не изгалялся.
– Да он-то тут при чём? Это же всё партийцы придумали.
– Потом и этих замочим. Дай срок. Всех под корень выведем. Это ж надо, народ водяры лишить. На что щупалы свои поганые подняли.
Витюху уже бросало из стороны в сторону, пена запеклась на подбородке, взгляд стал бессмысленным, и всё происходящее стало напоминать развёрнутый эпилептический припадок, только вместо судорог сновала лопата с комьями земли. Да, если так пойдёт, не насладиться соседу сладкой местью, прямо тут окочурится. Сева ногой выбил лопату у трудоголика и, резко нажав на плечи, усадил на пашню.
– Охолони
