дом, где накормят и спать оставят. А больше ничего.
Вот и попросил ты кого-то из сидевших за одним из двух столов, что были ближе к двери в комнатку редактора, помочь встретиться с Седыхом. А тебе сказали: он занят. Он очень занят. И завтра тоже. И послезавтра. И вечерами. И ночами. Он домой забирает с собой чемоданы рукописей. И утром приносит их прочитанными. Правленными. Отвергнутыми. Потому что днем ему некогда. Всегда.
И тогда ты поймал Седыха в коридоре. И загородил проход. И сказал:
– Я – Половец. Альманах. Лос-Анджелес.
Кажется, он понял только “Лос-Анджелес”. И предложил:
– Пойдем ко мне в кабинет.
Его “кабинет” помнится тебе крохотной комнаткой, заваленной грудами, горами машинописных листов, книг, среди которых каким-то чудом умещался письменный стол с пишущей машинкой и телефоном. Спустя минут десять от начала беседы Седых попросил секретаршу (это была местная поэтесса, её стихи появлялись в “своей” газете с завидным постоянством) – полчаса не прерывайте нас. Через два с лишним часа ты вышел от него. Эти два часа сохранили тебе многие месяцы. Потому что Седых говорил об издательствах в Америке то, что ты и сам познал бы, только много позже.
А еще вспомни, как настороженно, год спустя, уже в Лос-Анджелесе, рассматривал Седых новые выпуски окрепшей, настолько насколько это получалось, “Панорамы”…
И, завершая эту главку, заметим (не по злопамятности, а так – для справедливости), что друг твой Валера вскоре после твоего возвращения из Нью-Йорка купил свой первый дом: может, ему тех трех сотен как раз не хватило бы, одолжи он их тебе, и что бы тогда?..
Не будем держать на него зла, чего уж тут. Всё же, вечное спасибо ему: это он со своими “Жигулями” помогал тебе с заболевшим отцом добраться при необходимости из точки “А” в точку “Б”, когда у твоего “Москвичонка” уже были другие хозяева. Вот отец его, следом за ним приехавший в эмиграцию и знавший, как в свое время еще там, в Москве, ты выручил его сына (да что выручил – от тюрьмы спас!), очень был на него сердит.
Отец Валеры и его мать успели в Москве и с твоей мамой подружиться – перед их выездом из Москвы.
Вспомним мы ещё, дело прошлое, как Валера, собравшись эмигрировать, увольнялся из “Патента” с должности руководителя службы микрофильмирования. Не тут-то было – обнаружилась недостача кинопленки – пустяшная, в несколько сот тысяч метров… Расходовали её миллионами метров, не продал ее Валера и не пропил, это было понятно – учёт, наверное, был скверный.
Только для компетентных “инстанций” может ли быть лучший повод упрятать “подаванца” куда-нибудь подальше, откуда и Москва покажется вожделенной заграницей. А пока его привели к тебе бывшие коллеги из “Патента” – ты с ними сохранял и после ухода оттуда добрые отношения многие годы. “Надо помочь…” – просили они. Получилось – звонок в Таллин, начальнику филиала Паллингу: “Уно, пришли в Москву сколько можешь
