радоваться, но к радости душа не лежала. Жалко было, свое собственное тело, и Неторопа. Мужик был неглупый, хороший собеседник, много историй занятных знал. Привязался к нему за последние дни Олег, да грубо взяли эту привязь, и разорвали.
Сидел Олег, наслаждался отдыхом и ласковым ветерком, мысли всякие полезли в голову. О том, кто решился на эксперимент по созданию такого чудного и противного нормальному человеку мира. Может быть, ученые в отпуск отправились, а детишки неразумные, несовершеннолетние в лабораторию забрались? Приборы включили и игру затеяли, вроде как, в виртуальной реальности. Мальчишки деревни с мужиками строить начали, девчонки другие деревни, с женщинами, детьми и гармиями. Олег вспомнил Лианку, на душе потеплело.
Наиграются дети в лаборатории, отпуск закончится, вернутся ученые. Как поступят взрослые дяди с созданиями своих чад? Уничтожат, или из любопытства продолжат наблюдения?
Вздохнул Олег сокрушенно: гадание на кофейной гуще. Достал из травяной сумки мясной орех, один из тех, которые ему Эгая в дорогу положила, и сытно пообедал.
«Что я за человек? – подумал. – Неймется мне, хочется самому во всем разобраться. При этом, как носорог в бакалейной лавке, обязательно что-нибудь сломаю, нарушив какой-нибудь дурацкий местный закон. Здесь даже за самые невинные развлечения ухват может в землю по уши вбить. Заняться в деревнях нечем, единственная забота, сходить в лес за орехами. Остальное время можно кверху пузом валяться». Или в понятии экспериментаторов это и есть смысл бытия? От каждого по способностям, каждому по потребностям. Способности здесь никому не нужны, выбор потребностей скудноват: поел, попил, поспал. Женщину? Не сметь, уроют! Развлечения? Нельзя, отклонение от нормы, возмущение спокойствия.
Что-то обязано здесь меняться, пусть, медленно, в течение нескольких поколений. Общество застывшее, не развивающееся, обречено на деградацию и вымирание. Он не собирался ждать сто, или двести лет, было неистребимое желание дать этому миру хорошего пинка, поставить верх дном. Все же, осталось опасение. Эгая спрятала его в чужом теле, а ну, как снова разглядят возмутителя спокойствия?
Услышал шорох, повернулся и обомлел. Рядышком Колдун пристроился, неизменной тросточкой чертит на земле закорючки.
– Не прост ты, парень, ох, не прост, – покачал головой Колдун, – я тебя не раскусил, думал, мается человек дурью, болтается от одной деревеньки к другой, любопытство тешит. Недавно послушал твои мысли, высоко берешь, как бы потом больно падать не пришлось.
– Вы как здесь оказались?
– Мне это просто, где хочу, там обретаюсь. Это жабень сидит в болоте, пузыри пускает, а лесовик по чаще шлындает. Кстати, жабень до багажного отделения все же добрался, любопытство замучило. Теперь понять не может, где такие дивные вещички произрастают и для чего потребны. Кое-что на зуб попробовал, едва отдышался, жалеет, что тебя ухват извел, спросить не у кого.
– Без надобности
