тоже мог предчувствовать, что предстоят трудные времена.
Якоб Топплер так сильно ударил себя в грудь, что раздался глухой звук, и произнес:
– Тогда я встану рядом с ним и горе тому, кто решится поднять топор против дуба!
Неожиданно две нежные руки обвились вокруг его шеи, и глаза, которые с самой первой встречи во сне и наяву светились перед ним как две звезды, смотрели на него снизу вверх, полные страха и любви.
– Мой дорогой, что сказал дядюшка?
– Он отложил разговор на два месяца.
– На два месяца, почему?
– Я не могу тебе этого сказать, мое сокровище, – ответил молодой человек, притянув ее к себе. – Но будь уверена, через два месяца я вернусь, и ты будешь моей! – И он целовал ее снова и снова.
За дверью послышались быстрые шаги.
– Это кузен! – прошептала она, проворно как кошка выскользнула из его рук и, чуть не столкнувшись с входившим высоким молодым человеком, выбежала наружу в темную прихожую.
Андреас Халлер медленно приблизился к Якобу, его красивое, открытое лицо выражало глубокое удивление.
– Дорогой кузен, что это значит? Агнес – на твоей груди?
– А почему бы и нет?
Молодой нюрнбержец мгновенно стал серьезным. Он тихо спросил:
– А как же Армгард Зеехофер?
Якоб Топплер удивленно взглянул на него.
– При чем здесь Армгард Зеехофер?
– В Ротенбургe мне говорили, что твой отец хотел бы вас поженить, чтобы заключить союз между двумя самыми богатыми и самыми могущественными семьями города.
Якоб Топплер помедлил с ответом. Потом он проговорил с внешним спокойствием:
– Может быть, в городе и ходят какие-то слухи. Но если там и был договор, то он бы заключен без моего ведома и согласия. Ну, а теперь давай отправимся в таверну! У меня был неприятный разговор с твоим отцом, я тебе расскажу об этом позже за бокалом хорошего крепкого вина, глоток которого мне сейчас очень нужен.
II
Когда на небе занялась утренняя заря следующего дня, Якоб Топплер с четырнадцатью конными слугами выехал верхом из ворот Нюрнберга. Молодой Халлер и Пиркхаймер сопровождали его в течение часа, потом они пожелали ему счастливого пути и повернули назад.
С нерадостным настроением двигался Якоб по дороге. Уже взошедшее золотое дневное светило сияло в небе в своем полном великолепии, и первые жаворонки с радостными трелями взмыли высоко вверх над лугами, которые то там, то тут уже начали покрываться легкой зеленью. Однако, он не замечал всей этой красоты вокруг себя, поскольку продолжал размышлять над тем, что услышал в доме старого Халлера, и эти мысли были не из приятных. Хотя его глаза озарялись светлым блеском, когда
