не менее, спорить антиквар не стал. Вздохнул и, не сказав ничего, вынул из сундука четыре самых тяжелых предмета, – таз, ступку и два утюга, с хищными зубчатыми ртами.
– Сейчас принесу для них отдельные сумки. – Ставший слишком узким халат мешал ему, и с беззвучным бурчанием Арнольдович снял парадно-домашнюю одежду, с видом обреченного грузчика нагнулся к утюгам.
Катя попыталась приподнять заметно полегчавший сундук.
– Что вы делаете? Не подымайте тяжести, вы надорветесь! – воскликнул Виктор Арнольдович.
Он оказался прав, сундук все еще был тяжелым, и Катя с грохотом поставила – скорей даже уронила его обратно на пол.
И вскрикнула!.. Паркетный пол под антикваром и Катей резко качнулся, как палуба корабля, угодившего в шторм. На потолке жалобно звякнула хрустальными подвесками люстра, хлопнул стеклянной дверцею шкаф. Все девять предметов подпрыгнули на столе, испуганно замолчали и встали ампирные часы, а из ближайшего комода со скрипом выдвинулся нижний ящик, сделав его похожим на человека с удивленно отвалившейся нижней челюстью.
Не удержав равновесия, Катя почувствовала, что летит на диван. Нелепо размахивая руками, Виктор Арнольдович Бам упал прямо на Катю, – ткань ее алого платья поползла вниз, обнажая грудь.
В ту же секунду произошло еще одно событие – на крыше противоположного дома быстро защелкал затвором фотоаппарат. А в следующую секунду испуганная люстра зазвенела всем телом, и в комнате погас электрический свет.
– За кого ты меня принимаешь?
Виктора Топова точно подменили. Он «тыкал» Катерине Михайловне, хоть они точно не успели дойти до стадии «брудершафт». Он был зол и опасен как разъяренное, готовое к атаке большое животное – зубр или носорог.
Он говорил нарочито спокойно, но каждое слово его падало как неподъемная бетонная плита:
– И за кого ты принимаешь себя?
– Я уложилась в обещанный час, – не поняла причин его гнева Катерина. – В час пятнадцать…
– Это что, игра такая? Сначала ты заводишь меня… потом едешь и трахаешь старого урода! Потом возвращаешься… Я похож на какого-то мальчика для игр?
– Не понимаю вас, – свела брови Катя.
– Объяснить? – тяжело спросил он.
– Сделайте одолжение, – холод Катиных слов мог охладить даже лесной пожар, но внутри Топова кипел брызжущий лавой Везувий.
– Прокомментируешь это?
Он показал ей экран своего смартфона, вместившего на редкость пошлое фото. Раскинув руки и ноги, Катя лежала на диване, вцепившийся в ее плечи Витольдович уже стянул с нее платье, его лицо утыкалось в Катину обнаженную грудь, штаны его полосатой пижамы сползли с ягодиц.
Пожалуй, Виктора Топова можно понять, – сделать из увиденного какой-то иной вывод было попросту невозможно.
– Это последнее, что успел снять фотограф, потом вы выключили свет. Час пятнадцать. Тебе хватило?
И Катя
