чуть не поперхнулся. Точнее, он все-таки поперхнулся, но не насмерть. Так, слегка повылезли из орбит глаза, но это понятно, такой кусок застрял! Я знал, что он не умрет, поэтому не стал устраивать истерику и колотить его по спине. В общем, Микки справился сам и, откашлявшись, посмотрел на меня красными, мокрыми от слез глазами, и сдавленно просипел:
– Кот, ты охренел?! Я чуть не задохнулся!
– Не надо запихивать в себя такие куски, – я пожал плечами, – и паниковать тоже не надо. Я же сказал, кажется. Но могу ошибаться.
Он оглянулся на человека, который надо сказать, за все время его судорожного кашля ни разу не обернулся посмотреть, кто это там надрывается.
– И с чего тогда решил, что мент?!
– Да просто, – было лень объяснять ему свои дедуктивные методы, и я ограничился одним словом, – похож.
Мишка хотел что-то сказать, но его рука поднесла ко рту остаток пирожного, и машинально открыв рот, он проглотил последний кусочек «наполеона».
– Аккуратней, – посоветовал я, – а то знаешь, был у меня один сосед, друган мой…
– Ну, не надо про соседей! – Взмолился Миша.
Он знал. Мои рассказы о соседях, умиравших от странных болезней, но всегда в течение трех дней, надо было записывать, и слегка корректируя, издавать миллионными тиражами, как новое слово в литературе. Но мне было лень это делать, поэтому многие перлы так и остались в том дне, когда я их сотворил. Думаю, навсегда.
– Так вот, зашли мы с ним как-то в кафе, и он заказал пирожное, – я продолжал, не обращая никакого внимания на его мимику, – и прикинь, тоже «наполеон».
– Он умер через три дня? – Спросил Миша в надежде, что страшный рассказ можно закончить раньше.
– Нет, в тот же день – когда мы вышли из кафе, он начал кашлять, упал на дорогу и его переехал автобус.
Микки издал слабый писк, в ужасе уставившись на меня. Я решил, что можно заканчивать рассказ.
– А на следующий день Филимонов пустил «пенку» от Шевченко, и наши пролетели с чемпионатом.
Тишину, наступившую после этих слов, можно было бы назвать могильной, если бы не едва слышимое позвякивание вилки об тарелку. Миша смотрел на меня, и я мог бы поклясться, что он сейчас не здесь, а на стадионе Лужники, на матче сборных Украины и России, и я мог даже назвать минуту, которую он в данный момент переживал.
– Слили хохлам, чего уж, – он явно расстроился, – зато они не прошли словаков!
– Словенцев, – я поправил его, хотя и сам не очень понимал разницу.
– Один хрен, – подытожил Миша, – все обломались.
– Точно.
Мы вздохнули одновременно так, будто всю жизнь занимались синхронным плаванием.
– Постой, это когда было? – Микки с подозрением смотрел на меня.
– Не помню, в конце девяностых, кажется.
– И сколько тебе тогда было?! – Подозрение усиливалось, что легко читалось в глазах.
– Лет
