также восходящее к бунинскому рассказу: «Что чувствовал, что думал господин из Сан-Франциско в этот столь знаменательный для него вечер?» (в чем знаменательность вечера, читателю Бунина еще неизвестно, как и читателя Булгакова должно бы удивить – почему это заходящее солнце уходит от Берлиоза навсегда?..).
Оба героя, и в романе и в рассказе, служат напоминанием толпе, тем, обедающим, не просто о том, что «человек смертен», но и о том, «что он иногда внезапно смертен», о чем безуспешно предупреждает Берлиоза сатана. Как Дьявол в рассказе Бунина следит «со скал Гибралтара, с каменистых ворот двух миров, за уходящим в ночь и вьюгу кораблем», так Воланд следит в романе за толпой посетителей ресторана, углубляющихся в хаос своей жизни и смерти.
6. Небольшой дивертисмент
В 2007 году я ездила на машине по стране, проводя письменный конкурс среди школьников и студентов «Русским языком вам говорят!».
После завершения работы над ответами по русскому языку (подробней о конкурсе – в III части), я читала вслух пять-шесть фрагментов русской классики ХIХ – ХХ веков (под номерами – «Фрагмент 1-й», «Фрагмент 2-й»…). Предупредила, что писатели входят в школьную программу, но те произведения, откуда взяты отрывки, – не обязательно. Конкурсанты должны были попытаться определить – кто автор? Из какого произведения – я называть не просила. Только попытаться отличить стиль Толстого – от Тургенева или Бунина.
«…А теперь позвольте спросить вас: как изобразить всю эту сцену дурацкими человеческими словами? Что я могу сказать вам, кроме пошлостей, про это поднятое лицо, освещенное бледностью того особого снега, что бывает после метелей, и про нежнейший, неизъяснимый тон этого лица, тоже подобный этому снегу, вообще про лицо молодой, прелестной женщины, на ходу надышавшейся снежным воздухом и вдруг признавшейся вам в любви и ждущей от вас ответа на это признание?»…
Честно говоря, наслушавшись за последние годы от всех и каждого, что школьники ничего не читают, а играют в компьютерные игры, я результатов почти не ждала. Задача моя была другая – пусть хотя бы послушают звучание классической русской речи.
«…Когда, подставивши стул, взобрался он на постель, она опустилась под ним почти до самого пола, и перья, вытесненные им из их пределов, разлетелись во все углы комнаты».
«…Он видел, что глубина ее души, всегда прежде открытая пред ним, была закрыта от него. Мало того, по тону ее он видел, что она и не смущалась этим, а прямо как бы говорила ему: да, закрыта, и это так должно быть и будет вперед. Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, возвратившийся домой и находящий дом свой запертым».
…Пусть послушают, думала я, о чем и каким языком говорили их соотечественники около полутора веков назад, и сами поразмыслят – слишком ли отличались темы, способ рассуждения и самый язык от сегодняшних наших речей.
«– …И вот еще что прошу заметить. Сойдется, например, десять англичан, они
