уже жил во Франции. След его затерялся. Веру Борисовну за ревностное служение выгнали из церкви. Она в грустях доживала свой век в хибаре на станции Силикатная. Из радостей жизни, кроме Бога и фотографии отца Владимира – она висела рядом с иконой, – у нее осталась правнучка Мананка, нажитая внучкой от залетного кавказца. Вера Борисовна поговаривала о смерти: чтоб все было тихо, без мучений, не хлопотно – очень уж устала от жизни. А более всего мечтала о встрече с Ним.
Меня напечатали, перевели, стали приглашать за рубеж. И Вера Борисовна решилась: попросила меня разыскать отца Владимира. Старухи снарядили мне подарки: полотенчики, вышивки, сало… Вера Борисовна затолкала в баул небольшой самовар: “Спроси от нас: может, вернется? Зябко без него”.
– Паспорт!
Я продрал глаза: люди в форме, рожи злые, тычут фонарем… Война!
Дрожащей рукой я нашарил паспорт, стал натягивать штаны.
– Во ист швайцер виза?!
– Зачем – швейцарская?! Я в Париж еду!
Пограничник врубил свет. Он стучал пальцем в паспорт, потом потянулся к кобуре. Соседи глядели на меня, как на врага.
– Геен зи ауз! Шнель! Вон из вагона!
– Не понял?.. – Но уже понял: не так поехал. Покупал билет я сам, без Клавы, кассирша дала подешевле – через Швейцарию.
На неверных ногах я потянул к выходу неподъемную поклажу, лямки оборвались, затрещал брезент… Свирепые погранцы брезгливо выкинули мой багаж – покрышка поскакала в темноту по мокрому перрону. Поезд бесшумно покатил в Швейцарию. Подарочный самовар, втягивая битый бок, блестел под фонарем. Приехали! Станция Домодоссалла.
Станционный смотритель, пожилой итальянец, взирал на мой изгон с сочувствием, помог собрать порушенный багаж, повел пить кофе.
На следующий день я приплелся в издательство “Фельтринелли”. Но Инга ко мне не вышла, она меня разлюбила.
Храм Покрова Божьей Матери в селе Алексине.
За издательскую измену, о которой ей донесли незамедлительно. Франческо в редакции не было.
Я стоял в шикарном предбаннике издательства немым немытым просителем, охрана намекнула, чтобы подался с вещами на выход. И вдруг я вспомнил: “Ключ под вытерачкой”.
Франческо Каталуччо! Посланник Божий! Знал, что меня, скорее всего, заворотят на границе, – оставил ключ под ковриком. Приютил, невзирая на гнев начальницы.
И снова поехал меня провожать, чтобы самолично купить билет в объезд злополучной Швейцарии. Однако, тпру-у!.. Забастовка железнодорожников! Кассы закрыты. Но меня чудом узнал первоначальный проводник, вернувшийся уже из Парижа, и, взяв деньги, определил к товарищу в правильный поезд. Тот рассредоточил багаж по сусекам, чтоб не дразнить гусей, и пустил на третью полку.
Милая Франция! Дом родной. Здесь я бывал. Первый раз верхом на “Кладбище”, которое издало серьезное издательство
