редко ходил в рейды, а чаще смотрел за стадом, делал для пиратов масло и сыр, забивал и свежевал коз. В темной прохладной пещере, под монотонное блеяние коз Гай Юлий в первый раз за много дней наконец выспался. И когда проснулся, увидел, что Пастух сидит неподалеку от входа в пещеру и смотрит на него, спящего, со скорбью, как смотрят на покойников. Заметив, что Цезарь открыл глаза, армянин быстро и резко провел по лицу грязным рукавом, поднялся и вышел.
Пираты относились к Пастуху со странной смесью почтения и насмешки. Однажды он дал Гаю Юлию пресной воды – промыть язвы. А как-то, выпив целый кувшин вина, армянин рассказал, что его деревню разорили римляне, а всю семью убили. Он не знал, за что и почему. Какая-то ответная кара римлян парфянам или еще кому-то. Для римлян что парфяне, что армяне – все равно. Он пас овец в предгорьях. Когда вернулся со стадом, увидел пустую деревню и много убитых. Бросился искать семью: жену и дочерей так и не нашел – увели в рабство, а сына, младшего, долгожданного – нашел. Под плотным, укутавшим трупы слоем мух.
– Давно это было. Мой сын был бы сейчас в твоих годах. Когда семьи у меня не стало, начал скитаться по свету как потерявшая стадо овца, так и сюда попал… – закончил рассказ киликиец.
– Твою деревню… разорили римляне?
– Да, на земле валялись две убитых лошади в римской сбруе. Не ошибешься! – Он горько усмехнулся. – И все трупы, даже убитые собаки лежали в ряд. Ваши люди во всем любят порядок…
– Значит, ваши оказали сопротивление, – заметил Гай Юлий.
– Значит, оказали…
– Почему меня не убить? Ведь я же римлянин. Боишься пиратов? Или того, что не получишь своей доли выкупа?
– Глупый римский мальчик, – криво усмехнулся Пастух, – я давно ничего не боюсь, все страшное со мной уже случилось. – Сказано это было так, что Юлий сразу поверил. – Что удерживает меня сейчас, чтобы не убить тебя? – Киликиец посмотрел пристально и грустно. – Я хотел. Вон камень в углу валяется – видишь? Им и хотел. Ты бы и не проснулся. Жизнь – за жизнь. Разве это не правильно? А я – не смог…
– Решишь в следующий раз – не сомневайся. – ответил Цезарь. – Но меть вот сюда – в висок. И бей сильно, чтоб наверняка и без мучений.
– Хорошо. И не учи. Знаю…
Пастух не убил его. Разговоры с коренастым пиратом были теперь единственным отвлечением Гая Юлия. Но Пастух чаще молчал и только удивленно цокал языком, когда Цезарь рассказывал ему о Риме. Особенно чудным показался ему рассказ о Сенате, и как граждане без всякого царя сами решают о законах и войне.
– Так не бывает! Это – как стадо без пастуха: или разбредутся, или перебодают друг друга. Пастух обязательно должен быть.
Гай Юлий сначала снисходительно улыбнулся критике варваром римской демократии, но потом, вспомнив о Сулле, задумался.
Как-то он спросил у киликийца, каково расстояние до ближайшего берега, и тот ответил, что если на веслах – то с рассвета до первой звезды. Наблюдая за прибытием и отбытием пиратских
