этаком в высшем свете появиться нестыдно.
Еще что-то дорогое-хорошее я хотел рассмотреть, но помешал дядин голос, и почему-то тихий совсем:
– Обрати внимание – смесь.
Я не понял о чем.
Дядя, показывая пальцем, опять проговорил тихо:
– Отменные вещи перемежаются с затрапезными.
…правда, вот две кофты простые, одна сильно ношеная, еще что-то старое и дешевое, а рядом вешалка с атласными брюками…
Посмотрев, я было повернулся к дяде, но его уже след простыл – вон у полочек вдоль стены всматривается неизвестно во что.
Казанцев уже сказал женщине, что та может быть свободна, однако дядя быстро проговорил:
– Один момент. Вот тут на полке стояли такие металлические чашечки, – он показал руками, как они суживаются к низу. – Три… и четвертая еще, побольше.
Казанцев, заинтересовавшись, подошел к нему… и утвердительно покивал головой, глядя на те голые места на полке, где, стало ясно, остались следы какие-то.
Оба они повернулись к женщине.
– Были, – та подняла слегка голову вверх, – тяжелые такие.
В каждом слове ее слышалась робость.
– А когда они тут стояли? – в голосе Казанцева услышалось раздражение от этого робкого немногословия.
– Да как, – она засомневалась тому, что хотела сказать…
– Ну, уборку в последний раз делали – они тут стояли?
Лицо ее стало увереннее:
– Не стояли. А в позатот раз, – сомнения опять возвратились и голос без всякого ручательства произнес: – они, значит, стояли.
Пристав, не чувствуя смысла в продолжении разговора с нетолковою бабой, понемногу сдвигался к выходу, помощник его вообще думал о чем-то своем… женщина, вдруг, решительно подошла к столу, осмотр которого я несколько минут назад произвел.
– Тут вот коробка лежала деревянная.
Руки показали длину сантиметров в тридцать, а пальцы, словно бы ее обхватившие, – толщину в половину ладони.
Сразу мне пришло в голову, что коробка мастеровая.
– А внутри что?
Женщина двинула плечи вверх и вытянула вперед нижнюю губу, чем выразила «а не знаю».
– Тяжелая коробка? – спросил уже дядя. – Двигали ее, когда стол вытирали?
– Двигала, – опять пауза, – фунта, будет, четыре.
– Да, не конфеты, – сопроводил Казанцев, и по виду – ему тоже здесь надоело.
Женщину отпустили.
Я сразу же сказал про приятеля-художника, возможно очень, знакомого с убитым по учебе в Академии.
– И могу от графа заехать к нему.
– Очень полезно бы, – обрадовался Казанцев, – а то знаете, делать запрос в Академию, ожидать, когда они соизволят прислать ответ, – он выразительно отмахнулся от неприятной такой процедуры.
– А какой рост у покойного? – неожиданно спросил дядя у пристава.
– Немного повыше среднего,
