убирающего всё лишнее из глыбы камня.
Затем ищу и провожу серединную линию, нахожу место положения темени, надбровных дуг, основания носа, подбородка.
Далее отмечаю размеры основных частей головы, не забывая, что они в перспективе сокращаются.
– Эх, полетели! – завожу сам себя. Всё постороннее исчезло. Есть только шорох карандашей о бумагу; быстрый взгляд на гипс и опять к своему планшету, где из небытия чистого, белого листа, вдруг, начинает проступать изображение древнегреческого героя.
Ничто не может сравниться с актом творчества. Разве что – другой, всем хорошо известный акт. И в том и в другом случае ты ощущаешь, может быть, только на несколько мгновений, как душа уносится в иные пространства и миры, соединяет тебя с единой душой этого мира (если она существует), которая и решает окончательно что (или кто), когда и как появится на этот свет.
Ольга Владимировна подходит то к одному, то к другому рисующему, делает свои замечания, что-то поправляет, в некоторых случаях ей даже приходится поспорить с очередным «творцом». Художники – народ, в некотором роде, самоуверенный. Каждый считает, что именно его выбрала судьба для того, чтобы крикнуть или прошептать нечто самое-самое в этот мир. И это – правильно. С другим настроем в искусстве делать нечего (бывают, конечно, и исключения – можно просто жить в нём, дышать им, пить его большими глотками, не помышляя о том, чтобы достичь при помощи него неких «вершин» из стандартного общечеловеческого набора).
Слева от меня за мольбертом трудится Катя. Это симпатичная, крепкого телосложения девчонка. Время от времени она поглядывает в мою сторону своими тёмными глазами. Но я уже давно дал себе обещание, что здесь, в группе – никаких романов. Юльки с меня более чем достаточно. Правда, в данном случае, речь, возможно, не о романе. Похоже, Катя не против найти среди нас спутника на «всю оставшуюся». Тогда – это не ко мне. Ну, какой из меня «спутник», если в собственной жизни никак не могу разобраться. Да и Светка у меня… На несколько секунд я возвращаюсь к событиям сегодняшнего дня и чувствую, как сердце начинает грохотать молотом.
– О чём задумался, Виктор? – это Ольга Владимировна подошла ко мне и Кате.
– Нет, ничего, – отвечаю я. Не рассказывать же ей, о моём посещении музея сегодня.
– Катенька, – продолжает преподаватель, – ну что ты, в самом деле. Бороду Геракла завиток за завитком рисуешь, а толком голова не построена. Ты уверена, что правильно нашла положение глаз, носа? Ты иногда смотри как твои соседи работают; если что-то не получается – зови меня.
Подходит ко мне:
– Виктор, тебе не кажется, что левый глаз должен быть несколько меньше? Ты учёл сокращение отдельных частей черепа в перспективе? И за контрастами следи, фактурой. Помнишь, в предыдущем рисунке, у тебя второй план упорно «вылезал» вперёд, споря с первым? Я понимаю, – продолжает она, – что, возможно, тут проявляется твой темперамент. Но им надо уметь управлять, согласись.
– Да,
