городе тоже не очень любят, и похоже, что больше всего он предан науке зарабатывания денег и стяжанию богатств. То ли местность здесь такая, то ли это унаследовано от предков, но видно, что все с малых лет думают, как заработать, все разговоры клонятся к делам хозяйственным, все мысли направлены на приобретение и все старания устремлены на накопление большого богатства. Не знаю, небеса ли в самом деле уготовали тосканцам такую участь, ведь древние говорили, что небо над Афинами – ясное и чистое, поэтому люди там рождались утонченные и острого ума; в Фивах же небо облачное, и фиванцы не отличались таким быстрым соображением и изворотливостью. Некоторые утверждали, что так как карфагеняне жили в засушливой и бесплодной стране, они были вынуждены общаться с чужеземцами и посещать соседние народы, отсюда их великая искушенность в хитростях и обмане. Точно так же можно предположить, что на наших сограждан повлияли обычаи и наклонности предков. Как, по словам князя философов Платона, все поступки спартанцев были проникнуты жаждой победить, так и в нашем городе небеса производят на свет умы, во всем смекающие выгоду, а местность и обычаи возбуждают в них прежде всего не жажду славы, а желание собрать и накопить побольше вещей, стремление к богатствам, с помощью которых они рассчитывают легко справляться со всеми нуждами и приобрести немалое влияние и вес среди сограждан. И если так оно и есть, какое беспокойство должны испытывать отцы, замечающие в своих сыновьях большую склонность к науке или военному делу, нежели к приобретательству и наживе! Разве в их душе желание придерживаться городского обычая не поборет намерение воплотить зародившиеся надежды? Ведь для отцов такое желание станет немалым искушением, заставляющим отставить в сторону заботу о пользе и чести своих детей и семейства. Но легко ли будет родителю отказаться от того, чтобы развивать в своем сыне, как и следовало бы, ту или иную добродетель или похвальное качество, во избежание зависти и ненависти своих сограждан? Впрочем, перечень всех наших огорчений я даже не могу составить в уме, к тому же было бы слишком долго и сложно пересказывать их тебе одно за другим. Ты уже в состоянии убедиться, что сыновья приносят отцам массу печалей и забот.
ЛИОНАРДО. Как же я могу, Адовардо, говорить, что отцы не знают забот, если вся наша жизнь, как говорил Хрисипп, полна тягот и трудов. Никто из смертных не избавлен от боли. Его гнетут скорби, страх и болезни; он хоронит детей, друзей и близких; он теряет и снова приобретает; ожидает и добивается всего, что потребно для наших бесконечных нужд. Видно, таково наказание всех живущих, что под ударами судьбы они старятся в своих жилищах среди слез, скорби и траура. Поэтому, если бы отцы были более, чем прочие смертные, свободны от действия этих законов, установленных для нас природой, и защищены от нападок и ударов внешнего мира, избавлены от присущих всем людям мыслей и забот, обуревающих все здравые умы, то они, наверное, были бы более прочих блаженны и счастливы.
Согласен,
