свою сестру, принцессу Маргариту. Музыканты, которые хорошо знали склонности юных особ королевской крови, бойко заиграли веселую мелодию гальярды. Гарри, пустившись в пляс, на ходу сбросил камзол и остался в одной сорочке, как простолюдин.
Испанские гранды и грандессы осуждающе поджали губы при виде такой бесцеремонности, тогда как английский двор, во главе с королем и королевой, приняли ее, умиляясь энергии и темпераменту Гарри. Когда пара танцоров завершила свое представление кружением и галопом, все, смеясь, с удовольствием захлопали в ладоши. Только принц Артур весь танец старательно смотрел в никуда, лишь бы не видеть брата. Он очнулся, когда мать накрыла его ладонь своей.
– Дай-то Бог, чтобы он замечтался о брачной ночи, – заметил его отец, обращаясь к леди Маргарите. – Однако же сомневаюсь…
Та издала резкий смешок:
– Не могу сказать, что невеста мне по душе.
– Разве? – удивился король. – Вы же читали договор!
– Меня устраивает цена, но товар оставляет желать лучшего, – с обычным своим злоязычием пошутила она. – Изящная штучка, но непрочная, верно?
– А вы бы предпочли крепкую молочницу?
– Я бы предпочла девушку с широкими бедрами, чтобы рожала сыновей, – попросту сказала она.
– На мой взгляд, она достаточно хороша, – резко произнес Генрих.
Нет, никому не сможет он признаться, до чего она, на его взгляд, хороша. Даже себе самому…
В брачную постель Каталину уложили ее камеристки, Мария де Салинас, которая поцеловала ее на ночь, и донья Эльвира, благословившая ее, как мать; однако Артуру пришлось еще долго прощаться с друзьями, которые хлопали его по плечу и скабрезно острили, прежде чем проводить к дверям опочивальни. Там они оставили его в постели рядом с принцессой, которая тихо и молчаливо лежала, пока чужие и незнакомые мужчины, смеясь, желали им доброй ночи, а потом еще явился архиепископ обрызгать простыни святой водой и помолиться рядом с молодыми. Вся процедура была настолько публична, что оставалось лишь распахнуть двери спальни да пригласить жителей города Лондона поглазеть, как новобрачные лежат рядышком в кровати, бок о бок, сущие чучела, набитые соломой. Казалось, прошла вечность, прежде чем последнее смеющееся лицо исчезло – его обладатель закрыл за собой дверь, и они остались вдвоем, опираясь спиной на высоко взбитые подушки, оробелые, одеревенелые, как куклы.
Молчание прервал Артур.
– Не хочешь ли стакан эля? – севшим от волнения голосом спросил он.
– Мне не очень нравится эль…
– Это особый эль, для новобрачных. Он подслащен медом и пряностями. Говорят, придает мужества, – прибавил он, чуть улыбнувшись.
Она тоже улыбнулась:
– А что, мы в нем нуждаемся?
Подбодренный ее улыбкой, он встал с постели и направился за питьем.
– Еще бы! Ты чужестранка, вдали от родины, а я никогда не знал женщин помимо сестер… нам обоим надо многому научиться.
Она взяла у него стакан
