Чель, случись ей попасться, и музей Гетти, и Иммиграционно-таможенная служба в назидание другим накажут ее еще более строго. Одно дело – постфактум выяснить, что сертификат подлинности оказался поддельным, как было в случае с черепаховым сосудом Гутьерреса. Совсем другое – это кодекс! Ни один музейный совет в мире никогда не поверил бы, что ее ввели в заблуждение, когда она согласилась взять его.
Чель осторожно взяла коробку, которая весила не более пяти фунтов, и положила себе на колени.
Как этот письменный памятник вообще уцелел? Ведь в середине XVI века католическая инквизиция, стремившаяся искоренить языческие верования среди майя, устроила публичное аутодафе – огромный костер, в котором были сожжены пять тысяч священных книг, произведений искусства и летописей майя. Вот почему до сегодняшнего дня все ее коллеги по исторической специальности считали, что сохранились только четыре рукописи.
«Фрагмент Грольера» описывал циклы Венеры; в «Мадридском кодексе» перечислялись предзнаменования относительно урожая; «Парижский» служил руководством по религиозным ритуалам и празднованию нового года. Наиболее почитаемый Чель «Дрезденский кодекс» – древнейшая из дошедших до нас книг майя, которая датировалась примерно 1200 годом н. э., – была учебником астрологии, содержала хроники правления Властителей и опять-таки предсказания видов на будущий урожай. Но даже дрезденский документ не принадлежал к классическому периоду цивилизации майя. Каким же образом эта рукопись сохранилась так долго?
Раздался звонок от входной двери.
Начало девятого. Неужели Гутьеррес уже вернулся? Тогда останется лишь пожалеть, что она так и не осмелилась вновь открыть коробку. Или «черного копателя» уже арестовали? Ведь нельзя было исключать, что агенты ИТС следили за ним, когда он явился в церковь.
Чель схватила коробку и кинулась к стенному шкафу. Уже давно она обнаружила там потайную нишу, в которой лежали разного рода вещицы, оставленные жильцами, занимавшими этот дом еще в 1920-х годах. Коробку она спрятала под толстую пачку черно-белых фотографий Вествудской фермы, сделанных, как ей казалось, еще до Первой мировой войны.
Дверной звонок не унимался, и она пошла открывать.
Чель с огромным облегчением вздохнула, когда через боковое окошко увидела, что у порога стоит ее мать. Впрочем, облегчение мгновенно сменилось раздражением.
– Ты, должно быть, хочешь продержать меня здесь всю ночь! – такой была первая реплика Хааны, когда Чель распахнула дверь. Ростом еще ниже дочери, она надела сегодня синее хлопчатобумажное платье до колен – одно из многих, которые натащила с фабрики, где работала швеей с самого их прибытия в США. Даже с сединой в волосах и несколько располневшая, Хаана по-прежнему оставалась неброско красивой женщиной.
– Зачем ты пришла, мама?
Та подняла вверх руки с пакетами:
– Чтобы приготовить ужин. Или ты уже обо всем забыла? Так
