не стучи ты, зараза, – поморщилась от резкого звука Пола.
Венера промолчала и встревоженно взглянула на выставленный подле шезлонга термометр.
– Не сидите на солнце, веснушки вылезут, – велела она хозяйке.
– Уйди, калоша, – отмахнулась Пола. – Только пирожное мне еще принеси.
Служанка ретировалась. Пола знала, что первым делом карга побежит на кухню и запишет в свою книжечку две ругательные десятки.
Она отставила недопитый чай.
Пьер уже стоял рядом. Электронная записная книжка на изготовку. Пожирал хозяйку, как всегда, умильными, влюбленными глазами.
– Включай, – холодно кивнула ему Пола. – Записывай.
Ей предстоял интересный вечер.
Прошло пять дней.
Американское посольство выдало Диме визу с пугающей быстротой. Будь он шпиономаном, пожалуй, решил бы, что государственный департамент США тоже точит зубы на Полу и не против, чтоб госпожу Шеви на чем-нибудь да прихватили.
Но скорее всего визу без проблем организовал главный редактор. У того были обширные связи и в российском Министерстве иностранных дел, и в правительстве, и в Администрации президента…
Билет Марина Михайловна тоже достала журналисту мгновенно. Вот и получалось: уже в понедельник, семнадцатого марта, Диме предстояло лететь на другой край света, в Степлтон.
В десять утра по Москве вылетаешь – в десять утра по местному времени приземляешься. В тот же самый день. Тринадцать часов сберегаешь для дел.
Одно огорчало: тринадцать часов беспосадочного полета, и – жесткое табу на курение. Даже в самолетах нашенского Аэрофлота янки, ханжи несчастные, запретили курить. «Ну ничего, – думал Дима. – Пару лет назад я во Владик летал – девять часов без сигареты выдержал. Хотя тогда возникло искушение: забиться в туалет и вытянуть сигаретку. Многие мужики на борту тогда так и делали. Россия!.. «Строгость законов российских компенсируется необязательностью их исполнения…» А я, помнится, решил испытать себя – и выдержал. И протерпел девять часов без курева… А где девять часов – там и тринадцать. Накуплю себе жвачки и леденцов, кофе пить в самолете не буду…»
Провожал Диму его университетский приятель Сашка. Самолет улетал в десять – значит, в восемь утра надо быть в Шереметьеве. В семь – выезжать. А Санька – ранняя пташка. Натуральный жаворонок, без всяких самолетов в шесть встает. Кроме того, просить подвезти в аэропорт кого-то из редакции означало усиливать зависть к собственной персоне. Дима и без того (как прошел слух о его внеплановой, нежданной загранкомандировке) стал ловить на себе завистливые взгляды.
Поутру домчались до Шереметьева на Сашкином «опельке» быстрее некуда. Саня провожать Диму до таможни не стал. Даром что получал полторы штуки «зеленых» в месяц – на дорогущую шереметьевскую парковку тратиться не захотел.
Остановил машину у входа в зал отлета. Дима выгрузил из багажника вещи,
