все остальные же детали у него были вполне мужских габаритов.
– Это мои ботинки, – сказала округлая блондинка.
– Ах, так и есть. Я договорился с мадам. Люсьен, не пора ль нам? Полагаю, нужно пообедать. Возможно, я не ел несколько дней. – Он козырнул шлюхам. – Adieu, mesdames. Adieu.
Люсьен вышел вместе с ним, и они миновали вестибюль и ступили на яркое солнце. Анри слегка покачивался на высоких каблуках.
– Знаешь, Люсьен, мне очень трудно возненавидеть шлюху, но вот этой блондинке – ее зовут Дешевка Мари – удалось вызвать мое неудовольствие.
– Ты поэтому ботинки у нее украл?
– Ничего подобного я не делал. Несчастное существо, пытается пробиться…
– Я твои башмаки вижу. Они у тебя под сюртуком, заткнуты за пояс.
– Отнюдь. Это мой горб – прискорбное следствие моего королевского происхождения.
Когда они сходили с тротуара, направляясь через дорогу, один ботинок выпал из-под сюртука Анри и шмякнулся на брусчатку.
– Она же была к тебе недобра, Люсьен. А я такого не потерплю. Купи мне выпить и расскажи, что стряслось с нашим бедным Винсентом.
– Ты же сказал, что не ел несколько дней.
– Ну, тогда угости меня обедом.
Обедали они у окна «Дохлой крысы» и разглядывали прохожих в ярком летнем платье, а Тулуз-Лотрек всеми силами старался не стошнить.
– Быть может, коньяку, чтобы желудок успокоился? – предложил Люсьен.
– Превосходная мысль. Но, боюсь, ботинкам Дешевки Мари конец.
– C’est la vie, – вздохнул Люсьен.
– Мне кажется, от кончины Винсента у меня расстроилась конституция.
– Объяснимо, – сказал Люсьен.
Его трапеза, наверное, тоже преобразилась бы фонтанами рева всех цветов и оттенков, наложи он свою скорбь по скончавшемуся другу на трое суток беспробудного дебоша, как Анри. Они оба ходили в студию Кормона, бок о бок писали и рисовали там, пили, смеялись и спорили о теории цвета в разных кафе Монмартра. Анри как-то вызвал на дуэль человека, оскорбительно отозвавшегося о работе Винсента, – и убил бы его, если б не был слишком пьян для поединка.
– Я был у Тео в галерее лишь на той неделе, – продолжал Люсьен. – Тео сказал, что Винсент пишет как бесноватый, в Овере ему нравится и работается хорошо. Даже доктор Гаше считает, что он излечился после своего срыва в Арле.
– Мне нравилось, как он думал о цвете и работе кистью, но вот с эмоциями у него всегда был перебор. Если б он мог себе позволить пить больше…
– Не думаю, что ему бы это помогло, Анри. Но почему, зачем? Он прекрасно работал, Тео покрывал все его расходы…
– Женщина, – ответил Тулуз-Лотрек. – Когда все пристойно уляжется, надо будет заглянуть к Тео в галерею, посмотреть последние картинки Винсента. Могу спорить, все дело в женщине. Никто не кончает с собой, если у него
