головой и нырнула в автобус следом за последним туристом.
Развеселившаяся Лилия, небрежно размахивая увесистой сумкой, в которой, кроме бумажника и дамских мелочей, были еще зонтик, фотоаппарат и бутерброды, пошла вдоль реки.
На лужайке перед веселеньким, бело-розовым, как зефир, зданием, бывшими купеческими хоромами, а ныне городским музеем, она увидела ребятишек лет десяти-двенадцати. Ребятишки не шалили, не галдели и не прыгали, как все нормальные дети на каникулах, а чинно сидели на раздвижных стульчиках перед мольбертами и рисовали акварелью дом, ярко-синее небо в белых облаках и покрытую легкой серебристой рябью реку.
У некоторых получалось очень похоже.
Между детьми неспешно прохаживался высокий худощавый старик с великолепной снежно-белой шевелюрой, в черном бархатном берете и стильной, хотя и несколько поношенной, бархатной куртке.
Иногда он склонялся над мольбертами и вполголоса делал юным художникам краткие замечания, но по большей части просто наблюдал за их работой. Детям же явно хотелось услышать его мнение; те из них, к кому он давно не подходил, ерзали на своих стульчиках и бросали на него просящие взгляды.
Но никому из них, по-видимому, и в голову не приходило вскочить со своего места или хотя бы громко позвать его.
Лилия решила подойти ближе. Делая вид, что изучает расписание музея, она переместилась из тени высоких узорчатых ворот на солнце.
Тут к воротам подкатил очередной автобус с туристами, лихо затормозил, и почти сразу из открывшейся двери полилась громкая и темпераментная итальянская речь.
Старик обернулся.
Лилия поспешно отступила в тень.
Никакой он был не старик – лет пятидесяти пяти, пятидесяти шести. От силы пятидесяти восьми.
Подтянутая, стройная, нисколько не согбенная годами фигура. Загорелое от северного солнца, с правильными чертами, улыбчивое лицо. Ярко-синие глаза.
Если б не белые волосы и брови, запросто можно было дать и сорок пять.
Самый что ни на есть правильный мужской возраст.
И взгляд синих глаз – спокойный, уверенный, твердый.
Такой не станет искать в женщине защиту, опору и материальное обеспечение. Такой сам и защитит, и обеспечит. Если, конечно, захочет.
Лилия ощутила несвойственную ей робость. Вместо того чтобы прямо подойти к интересному субъекту и познакомиться, она пристроилась к итальянским туристам и с ними проследовала к парадному входу музея.
– Скажите, – обратилась она к служительнице в синей униформе, – а кто это там, на лужайке, с детьми?
– Как, вы не знаете? – поразилась служительница. – Ах, ну да, вы же приезжая… Это он сам и есть!
– Кто?
– Ну… как кто… – заморгала служительница, – он это!
– Хорошо, – терпеливо повторила Лилия, – я вас поняла. Он – это он. А имя у него есть?
– Конечно, – облегченно выдохнула служительница, – конечно, есть.
