одно дело, но идти против такой вот особы… Короче, я не захотел с нашей красавицей связываться.
– Что ты там промямлил?
– Я говорю – ты здорово придумала. А что во-вторых?
– А во-вторых, то же самое, что и во-первых! Мне Майя Ивановна сказала, что ты хороший парень, она тебя мне рекомендовала…
Груша спрятала сварник за пояс.
Ну, спасибо! Спасибо, старший педагог Майя Ивановна Гучковская. Я вам этого никогда не забуду.
– Правда, она сказала, что ты немножко лентяй… – Груша задумчиво поглядела на свой здоровенный кулак. – Немножко лодырь…
– Я не лентяй, – тут же возразил я. – Я просто…
– Вот и хорошо, что ты просто, – перебила меня Груша и распорядилась: – Бери вон те ящики и грузи их на платформу.
«Вот дура!» – подумал я. И стал грузить ящики. Ящики были нетяжелые, но, видимо, научно ценные. Во всяком случае, в них что-то брякало.
Когда в одном из ящиков брякнуло погромче, Груша повернулась в мою сторону.
– Эй, ты! – рыкнула она. – Смотри у меня! Руки оторву!
– Вообще-то меня Тим зовут, – сказал я.
– Тимка, значит. Тимоня… – кивнула Груша. – Это хорошо. У меня так хомячка звали. Мерзкий был хомячишка, пакостный. В руку его возьмешь, а он сначала укусит, потом нагадит, затем снова укусит… Я его – чик-чик!
И она мне подмигнула.
Что означало ее «чик-чик» – выяснять мне совсем не хотелось. Но Тимке я посочувствовал. Любой, попав в руку Груши, на его месте поступил бы так, как поступил он.
– Грузи осторожно, пока я добрая! – прикрикнул научный и прочий руководитель.
Я продолжил погрузку. Сама Груша в работах никакого участия не принимала, громко зевала и бродила по ангару туда-сюда кругами.
Так продолжалось минут десять. Потом со стороны дока послышалось легкомысленное посвистывание – кто-то приближался.
– Приятель твой идет, – хихикнула Груша и снова взялась за сварник. – А ну, бегемотик, отойди-ка в сторонку, щас я его… поприветствую.
Я отошел. А то она еще и меня заодно сгоряча поприветствует.
– Тут кто-нибудь есть? – спросили снаружи.
– Есть-есть, заходи, – пригласила Груша.
В ангар вошел Барков. Я его сразу узнал. Вот по его нечеловеческим ушам.
Барков вошел, огляделся. Скинул на пол небольшой пятнистый рюкзак.
– Ушастик какой… – умиленно прошептала Груша.
– Я не ушастик, – попробовал было возразить Барков.
– Ушастик… – Груша улыбнулась и опустила свой плазморез.
Барков покраснел.
– Меня Петром зовут, – буркнул он.
– Петя… – протянула Груша.
Мне почему-то стало жалко Баркова. Груша смотрела на него, как смотрят на любимого котика. Смотрят, умиляются, бантики завязывают, а когда котику захочется гулять, отводят его
