ух остужал лицо и грудь и развевал волосы. Не думалось ни о чем. Алене оставалось только крутить педали – скрип… скрип… – да следить за дорогой.
Когда впереди блеснула река, дорога пошла под едва заметный уклон, к тому же Алена чуть поднажала на педали, и велосипед послушно побежал быстрее – скрип-скрип-скрип! – все теми же прихотливыми и вертлявыми зигзагами. Ветер норовил сорвать шляпку с головы, остужал лицо и грудь и развевал локоны…
1. «Справедливости нет!»
Я не буду оставаться на линии… или перезванивать позже… Я скажу сразу и всем! Сашку Бякина всю его жизнь любили широкоплечие девушки с узкими бедрами. Он сам мне в этом со смехом признался незадолго до гибели. Непонятно, то ли шутил, то ли жаловался, то ли гордился…
Заканчивая новостной эфир, бодрый женский голос напомнил, что сегодня, 23 июля 2013 года, во вторник, в Москве и области ожидается облачная погода с небольшими дождями, местами возможны грозы, столбики термометров не поднимутся выше 15-20 градусов. После этого сообщения сосед сверху, наконец, выключил свой громогласный приемник и закрыл окно.
Я никого не ждал в это утро, но раздался звонок, и я пошел открывать входную дверь. На пороге стоял бессмертный Порфирий Лавров Неунывающий собственной персоной – худощавая физиономия, слегка небритые щеки и вечная «неугасимая печаль» в «ястребином взоре». Как всегда подтянутый и молодцеватый, он улыбался так, будто весь мир ему задолжал и был обязан по гроб жизни. Эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Лавров был в костюмной паре кремового цвета и белоснежной рубашке. Из-за его плеча выглядывали дымчатые очки и пушистая лысина Полковника. Я молча смотрел на незваных гостей. Пауза затягивалась.
– Братишка папино наследство еще не все спустил к чертям? – нарушил неловкость Порфирий Лавров. – Что говорит? Ремонт? Кредит? Машина? Дача? Делиться не думает? Совсем обнаглел! Мажорит, а ты сопли жуешь, хоть и старшенький…
Все это вывалил на меня Лавров вместо приветствия. После того, как он сгорел в междугороднем автобусе в марте 11-го года и вновь возродился из пепла, он сделался невыносимым – по крайней мере, в общении со мной: злой, грубый, язвительный, плюс ко всему – как и в прежние времена – фантастически безжалостный.
– Пора тебе снова за «Полигон» браться, бездельник! – безапелляционно заявил он и бросил через плечо Полковнику: – Так, гомункулус? – Он толкнул меня в грудь и переступил порог. – Может, в гости пригласишь?
Следом за Лавровым в мою прихожую внедрился Полковник. Небольшой рост и неохватная талия делали его шарообразным. Выдающиеся достопримечательности тела покрывала длинная цветастая гавайская рубаха, из-под которой торчали такие же цветастые, но тоном погуще, бермуды – это штаны такие, недлинные. Ни дать ни взять, пожилой колобок, удачно избежавший в свое время острых зубов лисицы-сестрицы.
– Извини, что без звонка! – сказал Полковник, с трудом присел на корточки и принялся расшнуровывать кроссовки.
Троим в прихожей было уже тесно, и Лавров, так и не удостоив меня своим приветствием, не разуваясь, двинулся по коридору в кухню.
– Как думаешь, Полковник, созрел наш вечно начинающий писатель для нового «Полигона»? – спросил он, усаживаясь в кухне за стол и водружая на него пакет с надписью «Станем друзьями!». В пакете что-то мелодично звякнуло.
– А и то сказать, десять лет пишет – и никак не напишет! – слегка задыхаясь, отозвался Полковник, возясь со шнурками.
Наконец он, опираясь руками в коленки, с кряхтеньем поднялся и сбросил кроссовки в угол, – по-моему, так до конца и не расшнуровав. После этого он поправил большие дымчатые очки на блестящем носу и приветственно хлопнул меня по плечу:
– Ну, привет, каторжанин! Тапки дай.
– Привет! – Я тоже хлопнул его по плечу.
– Кейт Миддлтон родила мальчика, – сообщил Полковник с таким видом, будто был мужем этой самой Кейт Миддлтон или, на худой конец, ее отцом.
– Прими мои поздравления! – пошутил я.
– Тапки дай!
– Тапки у тебя под ногами.
Лавров произнес из кухни дикторским голосом:
– Туристы и жители Лондона празднуют рождение правнука Елизаветы Второй. Есть предложение присоединиться.
Предложение было принято, тем более что у них с собой «уже было». Лавров и Полковник расположились за столом в кухне, а я принялся «накрывать поляну» – чем Бог послал. А в этот день Бог послал мне в холодильник…
Сколько же я с этим «Полигоном» намаялся в свое время – ни словом сказать, ни пером описать! Лавров и Полковник расхохотались мне в лицо, когда я им об этом напомнил. А ведь это с их слов и по их наущению принес
