она. – Коэффициент полезного действия у конкурсов мизерный. – Маша издала губами звук, который сопровождает расколоченные об пол надежды. – Добиваются путного результата единицы.
Все сходилось. Увы и ах, Машу-стервочку, Машу-кремень догрызает депрессия во всей красе. Слова о «зря потраченном времени» и «тщетности всего» будто списали из учебника по психологии.
– Кое-что полезное, правда, там есть, – все же сменила она гнев на милость. – На конкурсах вращается уйма народу с похожим складом ума. Писаки привыкли работать со словом. – Маша щелкнула пальцами, оставив один из них так, чтоб он указывал на меня, и закончила деловым тоном: – Это-то нам и нужно!
Я сделал вид, что мне безумно интересно, и для этого почти не пришлось притворяться: Маша умела разбудить любопытство.
– Ты что, издательство собственное открыла?
– Пф-ф, издательство! – фыркнула она, уронив на халат крошечную винную каплю. – Помнишь, рукописи не горят? Вот и здесь мысли правильно формулируются и даже записываются. А однажды четко сформулированные и записанные, те остаются в мозгу и проецируются многократно.
Должно быть, недоумение слишком явно отразилось на моей физиономии. Так или иначе, Маша всплеснула руками – благо бокал ее был уже пуст! – и быстренько сменила тему.
Несколько раз Мурмаша, увлекаясь, начинала литературные диспуты – от классики до последних веяний. Но не доводила начатое до конца. Наверное, сказывалась усталость. Или же ей все сложней было сохранять стройность мысли.
Тут я и решился задать главный вопрос, вокруг да около которого мы бродили с Машей весь вечер.
– Ты так и не рассказала, зачем приехала, – напомнил я. И при этом постарался улыбнуться открыто и, как надеялся, обезоруживающе.
Машинально она поймала мою улыбку. И уже было собралась ответить на нее собственной. Но, помрачнев, рассеянно посмотрела по сторонам, словно, кроме нас с ней, в доме мог находиться еще кто-нибудь.
Подбородок ее мелко задрожал. А сама Мурмаша вдруг вжалась в кресло, будто хотела слиться с ним в одно целое и хоть так спрятаться. В глазах же в это время водили хороводы огоньки ужаса и безумия. Веки раскрылись так широко, что, казалось, рисковали упустить глазные яблоки.
Но приступ длился лишь короткий миг. Отвернись я на долю секунды – точно не заметил бы ничего странного. Ведь Маша тут же взяла себя в руки и, с усилием отдышавшись, потребовала:
– Нужно еще выпить…
– Да ну, не выдумывай, – попробовал я отшутиться и мягко уговорить ее забыть о сказанном. – Косорукий же, снова все расплещу. Да и в магазин идти далеко.
Маша зябко повела плечом и вперила отрешенный взгляд в темноту за окном. Сейчас в ней явно боролись два желания: чтоб я остался с ней и чтоб выполнил ее просьбу. И как поступить мне? Не разорваться же пополам!
– Мне не заснуть, – призналась Мура, разобравшись в себе окончательно. – Теперь или выпивка, или к тебе приставать буду. – Она вымученно улыбнулась
