жизни – милое склоненное лицо, лучистые глаза, дарящие надежду. Как супруга успевала и со мной нянчиться, и с Митькой, которому тогда шел пятый месяц, – представить нельзя. Мы с ним с одних ложек ели, под одни сказки засыпали. Так и росли, наперегонки. То он «мамка» выговорит, то я «Настя». Грубо говоря, попеременно к груди прикладывались. Одно время и конфликты бывали. Смешно вспомнить, конкурировали за место в постели.
Помню, однажды попросила меня жена со слезами на глазах помочь ей. Тяжело, мол, и на работе, и дома одной все тащить. «Миша, приди в себя, стань человеком». Это сильно отрезвило. Походил, подулся. А потом сумел почувствовать ответственность и как-то резко от Митьки в развитии оторвался. Сам питаться начал, ходить.
Вскоре сына со мной одного во двор отпускать стали. А там уже только наши мужские игры – на перекладине посидим-поплюем, камни покидаем, до магазина сходим, в лужах на пустыре головастиков проведаем. Однажды из горы чьих-то кирпичей в котловане хижину сложили, ух, и досталось нам. Так крепла дружба.
Раз в неделю приходили врачи из поликлиники. По Настиному выражению, «для галочки». Успехи я делал большие. Уже через год свободно говорил, считал, писал. Мог и читать, если понадобится. Стала возвращаться память, вспоминались фрагменты жизни, картинки прошлого. Как покупал «Волгу», ту самую, на которой позже в ель впечатался. Как мы с Настей до дома ехали, она окно открыла, волосы у нее красиво развевались. Потом как гуляли по Петровскому парку – сирень цвела, Настена веток нарвала, хотя это и не положено. Пляж в Северодвинске, мы туда приехали шашлык жарить. Говорю – это уже в моей жизни было. Настя обрадовалась – конечно, было, и много раз! Польский ковер на стене – сам сказал, что нам его настины родители подарили. А еще картина – вид мелкого елового леса (это, скорее всего, на Уломских болотах), сижу один на мокрой кочке, к стволу прислонившись. И страшно, и встать нет сил. Тут вдруг голос родной – «Миша!». Оглядываюсь, а это Настя, бежит, спотыкается, морошка у нее из ведра сыплется. Подбежала ко мне, обнимает. «Куда ж ты делся, родной, мы тебя по всему лесу ищем». Я одно время все, что вспоминал, фиксировал. И события каждого дня тоже. Так мне тот доктор вонючий посоветовал.
Не прошло двух лет, жизнь вошла в привычное русло. Врачи отстали, а Насте я сделался помощником – по дому убирался, готовил, стирал. От прошлой немочи осталось только головокружение. Иногда поплывет все ни к селу, ни к городу, особенно, если забеспокоишься. Но это делу не помеха. Пришла пора о настоящей работе задуматься.
Учился я в Москве в Ветеринарной академии Скрябина. Окончил с красным дипломом. По словам Насти, всегда был человеком работящим, малопьющим.
До аварии часто ездил в столицу, пытался открыть частную ветклинику, а возвращался из поездок всегда мрачный: жаловался на неудачи, сложности в общении, говорил, что мечтаю проводить больше времени с семьей.
Так или иначе, когда встал на ноги и окреп в новой жизни, к животным больше не тянуло.
