ее отбил, вот он и бесится, ни с кем познакомиться не может.
Одиннадцатого апреля я вышел с проходной Второго лесозавода. Было это где-то в седьмом часу, то есть до сумерек еще оставалось время. Погода стояла сухая, солнечная. В автобус садиться не хотелось, и мной было принято решение пройтись. Благо до дома пешим ходом не более минут сорока – максимум, часа.
На противоположной стороне Ленинградского проспекта напротив проходной стояло такси, которого я поначалу не заметил. При моем появлении из него выскочила женщина. На ней было рябинового цвета пальто, бежевый шарф в клетку и черные лакированные туфли. Почему обратил внимание на туфли – потому что не соответствовали нашему климату. То есть женщина, скорей всего, не местная.
Встала, мнется, – прямо на проезжей части. В линию тени от забора не входит. Хорошо запомнился пар из ярко крашенного рта. «Привет, – говорит. – Ты меня, наверно, не помнишь». – «Что-то, – говорю, – припоминаю». – «Понятно… Поехали, поговорим?»
Когда сели в машину, женщина объяснила, что прибыла из Москвы, а сейчас мы направляемся в Пур-Наволок, где часто встречались раньше. Это дорогая гостиница у нас в центре, при новой жизни я туда не заходил.
Теперь попробую описать приметы женщины: среднего роста, тощая, скорее бледная, с довольно гладкой кожей. Глаза недобрые, внимательные. Разговаривает свысока, как с маленьким, а сама при этом нервничает. Ощущение остается, что либо скрытничает, либо пытается обмануть. Внешность мне показалась знакомой.
Зайдя в гостиницу, поднялись на последний этаж – сразу в ресторан. Я с такой высоты окрестностей никогда не обозревал. А картина, надо сказать, красивая. Солнце бросает последние лучи. Розовая полоса Северной Двины внизу с черной проплешиной полыньи, свободолюбивые чайки. Вдали хорошо просматриваются Мосеев остров и район Гневашево, где обитает шурин. Даже мысль закралась: а что, если бинокль наведет?
«Меня Мария зовут», – представилась женщина и заказала бутылку вина. «Я вообще не особо пьющий», – говорю. «Да это ж вино». – «Ну, ладно». – «Как ты живешь, Миша? Сколько лет прошло?» – «Не меньше шестнадцати». – «А то и больше». – «Вот этого сказать не могу, поскольку до аварии себя не помню».
Пришлось поведать кратко обо всем, что случилось с моего выхода из больницы. Я говорил, а Мария все вина подливала.
«Почему же мы здесь встречались?» – спрашиваю наконец. «А ты не догадываешься? – женщина пообмякла, лукавые взгляды бросает. – Насте своей ты здесь со мной изменял». – «Да ну!» – для виду хорохорюсь, а сам думаю, что надо бы удочки сворачивать. «Раньше ты совсем другой был», – продолжает как змея шею вытягивать, глазищами гипнотизировать. «Возможно. Но теперь я себе больше нравлюсь». – «Это потому, что ты не помнишь, какой ты раньше был». – «И какой же?» – «Красивый. Вот такого тряпья никогда бы не позволил напялить». А на мне как раз был бушлат ВМФ, подаренный Настей, – вещь практичная и комфортная, и на мой взгляд, стильная.
