Так уж сложилось. Но ничего. Вы помните случай с Геркуланием Эрогенским?
Лейтенант кивнул. Он помнил. И ему стало ясно, наконец, откуда этот гадкий запах.
– Так вот. Этих вот мы оживим. Так же, как того Геркулания. Но нужно, чтобы у них был командир. У вас, лейтенант, есть выбор – или стать, как они, или стать их командиром. Отцом, так сказать, родным. Я не шучу. Они и правда будут любить вас, слушаться, и не давать в обиду. Они за вас глотку любому перегрызут. Причем буквально. Что выбираете?
Лейтенант усмехнулся. Выбор был роскошный. Или стать неупокоенным мертвецом, или отцом-командиром этих мертвецов. Но второй вариант хотя бы оставлял надежду. На что? – вот вопрос!.. Ну, хоть на что-то.
– Итак… – поторопил его Куртифляс.
– Согласен. – Выдавил из себя лейтенант.
– На что вы согласны? Выражайтесь, пожалуйста, яснее. Не нужно двусмысленностей. Вы же военный. – Укорил его Куртифляс.
– Согласен на то, чтобы стать командиром оживленных покойников.
– Отлично. Кропаль отпусти его. Но прежде вы принесете мне присягу.
– Я уже приносил присягу. Его Величеству. Кстати, что с ним?
– Жив, жив, – рассмеялся Куртифляс. – Все с ним в порядке. А присягу вам придется принести лично мне. Потому что это будет моя гвардия. Не беспокойтесь, с Бенедиктом все согласовано. Он не возражает.
И Куртифляс снова засмеялся.
***
Куртифляс ушел, оставив Гаада одного. Если, конечно не считать торчавшего за спиной живого покойника, которому Куртифляс, уходя, велел сторожить лейтенанта и не пускать никуда отсюда. Тот воспринял приказ буквально. Стоило Гааду сделать шаг, как твердая рука схватила его за рукав мундира и вернула на место. Оставалось стоять неподвижно, печально глядя на распростертые тела сослуживцев, и думать.
Интересно, – думал он, – и как же заставить их подчиняться? Впрочем, – вспомнилось ему, – слушался же тот, Геркуланий, принца Ратомира, и слушаются же эти, нынешние, того же Куртифляса. Хорошую карьеру, однако, сделал этот дворцовый шут! Вот кем надо было становиться.
Вдали, на выложенной плитами площадке, возился какой-то человек. Гаад хорошо знал эту площадку перед конюшней. На нее выводили лошадей. Тут их оседлывали. А сейчас тот, похоже, что-то рисует на этих плитах. Что, интересно? А, впрочем, наплевать. Сейчас он должен будет принести присягу. Присягу дворцовому шуту. Почему не дворнику? И что делать с той присягой, которую он давал раньше? Его величеству? Он же не умер. Значит, никто его от той присяги не освобождал. И как теперь быть? А если эти присяги войдут друг с другом в противоречие?
Вернулся шут. Причем, не один. Впереди шел генерал, командующий гвардии. Он шел, гордо неся высоко поднятую голову над своими широкими, не сутулыми плечами. Руки генерала были за спиной, очевидно связанные. Генерал увидел лейтенанта и молча кивнул ему, подходя. Гаад ответил тем же. О чем тут говорить? Не желать же доброго утра. Это, право же, выглядело бы насмешкой.
