как посчитал местный писатель Ермил Цява, но ограничимся пока теми, что уже прозвучали.
…Оказывается, в селе бытует и часто употребляется такое любопытное словцо как «могала». Что оно значит? Эх, забыли теперешние, другими словами забили, затолкали, утрамбовали, иностранцами присыпали. А ведь «могала» – слово русское, слово древнее, это почти что «мафия» в первоначальном смысле, только без преступлений, точнее, некая «могучая кучка» (от слова «мочь»), сообщество родственников и соседей, живущих вместе на одной территории, в одном закутке. Вместе, значит, сила, мощь, могота, могала. В Кунишном могалой называют часть села, одну-две улицы, свой околоток, микрорайон. Но «микрорайон» такое поганое слово! Неудобное и корявое, только городские и могут его жевать, да и то не все. Кто из чинов придумал такое слово, тот будет в аду своим ленивым языком лизать раскаленные сковородки. Слово же «могала» – несколько вяловатое, но своё, легкое, имеет право быть и здравствовать.
Если могала – это часть села, то ясно, что село делилось на отдельные части, и это было удобно для ориентации в пространстве, особенно пьяненьким и влюблённым, что одно и то же. И каждая могала в этом славном селе имела своё название. Вот могала «Глинищи» – улица, которая ведет к местному карьеру, где кунишник глину берет да хату свою обмазывает; вот – «Пустынка», где, как говорят старики, когда-то была монашеская обитель, пустынь, и где до сих пор сохранился знаменитый родник с водой холодной, хрустящей, вкусной и целебной; вот могала Галацы, вот Заводянка, а вот «Беженарька»… бог знает, что значит сие слово, но испокон веку так повелось: «Беженарька» да «Беженарька». Может, беженцы какие там селились, а, может, кто жил там когда-то без бабы, холостяковал безбабий, безженый, дело житейское, и так долго одиношничал, что даже кличка «Безженый» появилась у него, прилипла. Потом вдруг женился, – и такое случается, – но кличка осталась. Он – «Безженый», а она, жена его, кто? Да «беженарька», кто ж еще, по ироничному выражению острослова-кунишника. Ох, любит же народец поострить, да с подковыркой, со смешком, с хохотком – вина не лей, а посмеяться дай.
…Да-да, друзья, оказывается, в том прекрасном селе всему давали названия – всё словами родными именовали, и не спроста!
Кроме разных закутков внутри села, свои названия имели и места, что вольготно простирались по окрестностям во всех направлениях. А как же без названий? Без названия и поле не поле, и долина не долина; без названия вроде и есть что-то, а на деле – так, пустое место, темная дыра. Вон тот бугор за речкой зовется «Камени» – есть название, есть местность. А дальше-то, дальше, за бугром, что находится? А дальше нет названия, значит вроде и местности нет, только обрыв, провал, пустота, темень, неизвестность туманная…
Самое дальнее поле прозывалось «Корея» в смысле «у черта на куличках»; другое поле с плодороднейшей землёй имело название «Картыши» (знать бы, что сиё словцо значит); два лесочка с округлыми краями так и прозывались Кругликами.
