обрадовался «огрызок». – Анархия – мать порядка… А разве это порядок, когда настрадавшиеся от царского деспотизма граждане должны влачить жалкое существование на задворках жизни, а разжиревшие на их крови паразиты продолжают пользоваться благами цивилизации? – явно любуясь собой со стороны, продолжил он.
Его соратники ободряюще заревели.
– Давай, Пономарь, режь дальше! Даёшь анархию! – раздались восторженные голоса.
«Да ты ещё и поп-расстрига», – внутренне усмехнулся я.
– А кроме всего прочего, уставшие в борьбе за порядок воины долгое время были лишены женского общества. Вы же, презрев все законы братства и взаимопомощи, единолично решили пользоваться этим даром Господним, – обличающий перст духовного проповедника анархистов уставился прямо в лоб графу Облонскому.
– Не изволите ли выйти вон, господа? – раздался спокойный голос Стрельникова. – А то от вашего перегара в помещении нечем дышать.
Пономарь буквально поперхнулся на полуслове. Вся толпа напряжённо застыла.
– Ах, вы падлы золотопогонные! – как ни странно, опомнился первым матрос с «Марата». – Мало вы нам кровей попили, дак ещё и счас свои барские замашки кажите.
– Полундра, братва! – заверещал Пономарь.
Я от неожиданности вздрогнул: всё-таки бывший служитель культа, а верещит, как заправский пират.
– Кадетов за борт, а баб отдать обчеству, – загудели нестройно анархисты.
Я понял, что от созерцания пора переходить к решительным действиям. Смущало только одно, сколько противников в коридоре находилось вообще? От этого зависело, какую тактику необходимо выбрать.
«Но ничего, сначала ввяжемся в драку, а там будет видно», – подумал я и с удовольствием пнул Пономаря между ног: раздался утробный вой, и идейный вдохновитель сложился пополам. Я добавил ему кулаком по затылку и вскочил на ноги.
«Этот больше по бабам не ходок», – усмехнулся я с удовлетворением. Хочу заметить, что когда при мне унижают женщин, а тем паче пытаются совершить над ними насилие, я начинаю вести себя непредсказуемо. Проще говоря, мне почему-то хочется обидеть хамов так, чтобы им уже не хотелось совершать гадкие поступки. Возможно, такие желания возникают во мне оттого, что в раннем детстве я начитался книжек про благородных мушкетёров.
Перед моими глазами мелькнул пьяный прищур героя- маратовца. Действуя по принципу «большой шкаф громче падает», я от всей души врезал матросу снизу в подбородок. Раздался хруст. Этот звук мог означать только одно – челюсть бедолаги получила травмы, несовместимые с нормальным приёмом пищи, а проще говоря, множественные переломы. Пламенный анархист нелепо взмахнул руками и, подбросив вверх ноги, спиною вперёд вылетел из купе. По пути он уронил на пол своих соратников по борьбе, которые в ожидании скорых наслаждений нетерпеливо топтались у него за спиной.
Развивая успех, я выскочил в коридор и принялся охаживать руками и ногами
